Вообще они не любили бодрствовать ночью и ложились спать рано, с заходом солнца, чтобы хорошенько выспаться до утра. Не то – во время охоты. Тогда они спали мало, проводя дни в погоне за добычей, а большую половину ночей – приготовляя стрелы для своих луков и обдирая добытых зверей. Теперь же было свободно: весенняя охота (преимущественно на птиц) закончилась, от зимы осталось много запасов, которыми можно было дожить до осени, а осенью – новая охота, продолжающаяся до самой весны. Осенью и зимой было не до сна: тогда добывались самые дорогие меха, служившие для уплаты дани и для продажи устюжским купцам, летом же зыряне отдыхали – конечно, если обстоятельства позволяли это, – и безмятежно спали по ночам, не упуская случая поспать и днем. То же было и теперь. Важгортцы сладко спали, наполняя избы громким храпом, и никто не подумал о том, что не лишним было бы поставить на берегу Вычегды караульного, который наблюдал бы за тем, не покажутся ли снизу удалые вольные ушкуйники или сверху – свирепые вогуличи, приходившие из Перми Великой и страшно опустошавшие привычегодские селения. Об этом никто не позаботился, и селение стояло никем не дозираемое и не хранимое (кроме десятков двух костлявых собак, еле живых от постоянного голода), а между тем, время подошло такое, что во вражеском набеге ничего не могло быть удивительного. Это было излюбленное время у разбойников, набегавших на зырянский край.
В селении все спали. Не спала только одна Бур-Ань, взволнованная вестью о Стефане-москвитянине и беспокойно ворочалась на мягкой шкуре огромного медведя, постланной ей в избе старшины, как особенно почетной гостье. В голове ее проносились мысли и радовавшие, и пугавшие ее, сердце билось неровно, грудь высоко поднималась, по телу пробегала дрожь. Она повторяла себе рассказ Кузь-Ныра и Сед-Сина о появлении Стефана-москвитянина и мысленно рассуждала сама с собой:
– Это он появился. Я сразу узнала его. Другой человек не смел бы напуститься в наш народ – один, без оружия, без охраны. Народ наш робок, но жестокосерд. Не щадит он безоружного человека. Но Стефан укротил и его, укротил своею добротою… Сдержал он слово свое – пришел спасти народ зырянский. Но если убьют его? Да нет, сохранит его христианский Бог. Сохранит и спасет в опасностях. Так пусть же продолжает он начатое дело, а я буду продолжать свое, пока наши дороги не сойдутся. А там – воля Бога, великого христианского Бога, Который завещал людям любить и миловать друг друга… Великое дело начал он, дело спасения бедного зырянского народа! Недавно я думала об этом, не знала, как помочь горю – и забыла я о словах устюжского человека, которого встретила в Вологде. Но он не забыл своих слов. Это был Стефан-москвитянин. Совет его я с радостью исполнила, отдала себя на службу родному народу, но не в силах я растопить лед в сердцах своих собратий, не в силах сделать их добрыми и хорошими, а без этого нет счастья… Воистину спасительна русская вера. Немного я знаю ее, а уже понимаю, что худо, что хорошо. Напрасно не окрестилась я в Вологде, не захотелось мне быть в другой вере от моего народа, да вижу, что напрасно