вокруг. Он не спешит.
Впервые ему было комфортно с дедом и бабушкой.
Пребывание матери в больнице затянулось на долгий срок.
Это было странное заведение: посещения там не разрешались. Острая вначале тоска по маме притупилась, уступив место новым открытиям в жизни Эжена.
Он открывал самого себя – удивляясь тому, что раскрывалось в нем, тому, чего он не мог и ожидать, что волновало его и даже пугало, но неизменно манило к продолжению этого процесса. У него начал ломаться голос, и новые нотки нравились ему. Он стал говорить чуть медленнее, чтобы не дать сорваться приятному мужскому тембру на детские, визгливые (как ему теперь казалось) нотки.
Приближался день рождения Эжена. Двадцатого апреля ему исполнялось тринадцать лет.
Глава VIII
Мадемуазель
Осенним прохладным вечером редким прохожим улицы Рю де Ришелье встретился молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, одетый в легкое драповое пальто с приподнятым по погоде воротником, строгие брюки и элегантные туфли из мягкой кожи.
На шее юноши было повязано шелковое кашне, ровно на полтона светлее пальто. Перчатки, тоже под цвет шарфа, безупречно облегали узкие кисти рук. Стрижка, которая, надо отметить, очень ему шла, была тоже будто бы на полтона консервативнее остромодных тенденций. Длина волос не переходила грань приличий, цвет их был, скорее всего, натуральным – платиновый блондин с медовым оттенком. Волосы были не прямыми и не вьющимися – такие называют «послушными». Они прекрасно смотрятся в любой форме стрижки, ложась покорными завитками.
Редкие прохожие Рю де Ришелье, которая сама по себе расположена в одном из респектабельных кварталов Парижа, были в основном жителями солидных коттеджей и особняков, выстроенных на этой улице. Они с одобрением смотрели на идущего по улице юношу, грустно вспоминая собственных отпрысков подросткового возраста, которые отдавали предпочтение гардеробу люмпенов[1], выражая таким образом свой протест.
К подъезду одного из домов подъехала машина. Вынырнувший из нее шофер обошел автомобиль, намереваясь открыть дверь со стороны пассажиров. Молодой человек вынужденно остановился.
Из двери авто показалась ножка в черном чулке, за ней появилась дама элегантного возраста. Возраст элегантности границ не имеет, однако одну из его ступеней, числом шестьдесят, она миновала, вероятно, уже лет несколько назад.
Дама пристально поглядела на молодого человека, который дожидался, когда отъедет машина, преградившая ему путь. На ее ухоженном лице (впрочем, с несколько бóльшим слоем косметики, чем требовалось) появилась сухая, презрительная улыбка. За этой гримасой спряталась досада на возраст, восхищение видом юноши и упрек, обращенный к небесам, которые так непоправимо и несправедливо поспешили отобрать у нее годы и красоту.
Молодой человек, для которого в его шестнадцать, учитывая жизненную ситуацию, что сопутствовала ему с самого рождения, давно уже не были тайной мимические подтверждения тайных мыслей, улыбнулся и отвесил