наступало утро и однообразный, почти ритуальный быт разбивал все иллюзии, потихонечку превращая её в ещё один экспонат гербария Онежских.
Обед закончился, и семья перебралась в гостиную пить чай. Ещё один строго соблюдаемый ритуал этого дома. Самого большого в городе и самого дико украшенного. Флор считая себя одарённым во всём, проектировал дом сам и поэтому тот полностью соответствовал его вкусам и характеру, но не отличался изяществом и гармонией. Другой человек, возможно, не смог бы жить в таком мрачновато-грузном интерьере, которым окружил себя Флор. Жена его превращалась в мумию, дети пытались выбраться отсюда при первой возможности, а Флор, набирался сил, словно дом, выкачивая энергию из всего живого, передавал её хозяину.
Эдуард уже ёрзал на стуле, стараясь поскорее выбраться на конюшню. Проводить время с любимым жеребцом было гораздо приятнее чем сидеть в тягучей атмосфере семейного круга. Саша и Серёжа всё спланировали и теперь только выжидали удобного момента для реализации намеченного. Но никто не решался покинуть комнату до того, как это сделает отец, который, казалось, с тщательностью маньяка наблюдал за тем, чтобы никто не покидал пыточной раньше, чем ему надоест.
Но всё-таки желанный час настал, и Флор поблагодарил домочадцев за приятную компанию, напомнил ещё раз про зернохранилище, правда не обращаясь ни к кому лично, потом отправился в свой кабинет заняться делами, выпить немного виски и вздремнуть. Поднимаясь по лестнице, Флор чувствовал старость, неповоротливость, косность своего тела и ощущение бессмысленности накатывало на него. Он не мог остановиться, не мог перестать думать о прибыли, и не мог бросить начатых дел. Флор не мог уступить Годфри на городском вече, хотя прибыль от вырубки леса была не такой большой, а страх перед духами пустоши ничем для него лично необоснован. Он в тех местах ни разу не был и с духами, обитающими там ни разу не встречался. А вот получить строительный материал для нового амбара было заманчиво. Но весной лес рубить всё равно нельзя, и в лучшем случае стройматериал будет с опозданием на год. Мысли роились в голове Онежского и не было от них никакого покоя. Ненависть к Годфри и всему мировоззрению, сторонником которого тот являлся, чернилами страсти пачкала чистую воду его разума. Желание расквитаться, устроить жизнь в городе правильно, по своему разумению, всё сильнее и настойчивей склоняло волю Флора к действию. Он ещё колебался, боялся переступить черту, после которой не будет возврата. В попытке спрятаться от этого «хоровода» он налил себе пол стакана Виски – лучшего из тех которое получалось приготовить на его винокурнях. Полу прилёг на кушетке в углу. Так Флор провёл около часа, после дебатов на вече он чувствовал себя выжатым, и сил работать не было, но мысли все лезли в голову, приносили воспоминания, которые не давали отдохнуть. Он неоднократно пополнял стакан, но внутренняя пружина не распускалась. Постепенно дело шло к вечеру. Солнце светило уже под острым углом, и он в изнеможение решил прибегнуть к последнему доступному ему