Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая
а еще по многочисленным распадкам, нисколько не боясь тех зимних морозов, так как умел он на зиму хорошо и глубоко в землю прятаться и под кору, и в толстый слой подстилки из листьев, которая, как та теплая шуба укрывала здешнюю тундру, и, позволяет выжить зимой многим земных обитателям.
– А Денис еще в своем детстве, ляжет в распадке на мягкий ягель и долго наблюдает, как паучок старательно плетет свою тонкую паутинку, чтобы комарик или маленькая мушка попала в его токую и невидимую сеть, и он удивлялся её прочности и проворности самого паучка, который в миг из своего укрытия появлялся и свой трофей так прочно обматывал новыми и новыми витками этой паутины, что буквально через минуту или две и не было видать, что же он там спрятал себе на ужин или даже на следующий обед.
А ровесники его, кто за свои юношеские прегрешения (воровство, драки, пьянки, неуплату штрафов) уже побывали в Олюторском КПЗ или даже на отсидке в Усть Камчатске, побывали они и не раз в той тюремной зоне, видя его в бане или летом на берегу четвертой базы, единодушно одобряли его такой прогрессивный рисунок, так как знали местные Камчатские тюремные обычаи и особые те еще не ими установленные нравы. И, ползущий вверх паук, говорил их подсознанию и особому их мужскому миропониманию, что этот парень исправляется, что парень идет в верном правильном направлении – направляясь постоянно в своих помыслах куда-то вверх, вперед.
– Хотя в чем его здесь вина?
Этого никто не знал. Да, никому бы из своих даже самых близких друзей Денис не рассказал бы, о своих особых видениях в тундре вот так нежданно и негаданно, пришедших к нему исподволь, пришедших к нему буквально ниоткуда в виде того неведомого краснорыбьего здешнего камчатского природного и вечного нашего хомминга, который её эту рыбу тысячами и миллионами экземпляров поблескивающих своими боками на здешнем Солнышке гонит весною в эти чистые воды нилгикын мымыл влечет их со всех безбрежных просторов Тихого океана, теперь почти каждый день и вот теперь она та его вымышленная девушка приходила к нему почти каждое раннее утро, покуда он еще в постели в виде, купающейся на речном берегу белокожей русалки, или может быть чуть-чуть смуглокожей и по-особому не передаваемо красивой божественной их нымыланки, а то и здешней Хаилинской, а то и Ачайваямской юной не искушенной чукчанки, которая своим гибким станом, своим сказочным шёпотом теперь его звала не ведомо куда, и он, так безвольно вставал и тихо шел тогда на берег здешней реки и шел он на самую высокую здешнюю сопку, чтобы оттуда присмотреться и посмотреть, всмотреться в самые далекие дали, чтобы всё в жизни здешней узнать, чтобы вновь наяву и на этом крутом берегу увидеть только её, так как он, вкусив свой зреющий где-то там внутри уже по-настоящему мужской хомминг теперь был таким же упрямым, как и тот его паук на левом его плече, что у сердца его теперь как бы и преуспевал в плетении своей тонкой паутины его длинной жизни.
И чем взрослее он становился, тем больше он знал здешних обычаев и секретов своего нымыланского племени, и теперь-то