Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая
делать?
Он не знал и не понимал… так как до настоящего такого трагического момента за него всё и всегда решал любимый им отец или его всегда добрая к нему мать Татьяна Ваямретыл. Ему только требовалось покорно следовать за ними, как тенью, сопровождать их, иногда помогать им, часто поддерживать, а еще таскать дрова, да выполнять тихие просьбы полуслепой бабки, которые он всегда выполнял с радостью, так как у той всегда в кармане найдется, что-то по-настоящему вкусненькое или даже слад ом на охоту на своих собачках у неё не было никакой особой тревоги или даже предчувствия за свою или за их жизнь, так как её муж был довольно таки опытный охотник-промысловик, знающий здесь в округе десяти, а то и двадцати миль буквально каждую тундровую кочку, знавший буквально каждый камешек вмерзший в землю, знавший буквально каждый взгорочек, знавший буквально каждый такой крутой поворот реки и даже каждый вновь образованный весной залом на ней. Здешние их речные друзья рыбаки – медведи-умки уже давно спали на припасенной с лета травке по своим теплым берлогам, обустроенным заранее еще теплым летом. И, даже случайная стая рыщущих волков или одинокая злая здешняя росомаха для её мужа Александра не было чем-то из ряда вон выходящим здесь, где муж её был не менее сильным, чем и сам хозяин здешних мест – умка-медведь здешний семисоткилограммовый увалень, под осень с трудом носящим себя на коротких ногах. Её муж мог любую березу согнуть в дугу. Да еще, он у неё и вооружен ружьем ТОЗ-12 хоть и стареньким, от родного отца осталось, но всё же и утка в доме была, и куропатка попадалась ему, и зайчики не могли отвертеться, не говоря уже об свежей оленине, которая и соленая, и сушенная была давно на длинную зиму заготовлена. Да здесь и зимой у охотника, и у рыбака, и гольчик с харитоном есть, и куропатка, да и зайчики даже без ружья на не мерянных тропах в петли часто они попадали….
И, она бросила не долепленную лепешку на стол, забыла с плиты снять сковородку и открыла настежь двери дома, куда ворвался настоящий здешний ветвейваямский холод, чтобы посмотреть не приехал ли муж и, не привезли ли они с её сыном охотничьи трофеи, о чем подумала и о чем, уведомлял теперь своим карканьем её их вездесущий здешний старый ворон.
Во дворе стоял только малый сын Денис и горько плакал, всхлипывая и, вытирая рукавом потертой кожаной красной кухлянки свой раскрасневшийся носик….
– Что случилось Денис? Где твой отец?
– Сына, где же наши нарты и где собаки? – спрашивала сама мать, а где-то глубоко внутри она смутно, догадываясь, о том, что вероятно что-то серьезное с её мужем этим днем произошло, раз пришел только сын и еще так плачет.
Сын теперь молчал, не мог он вымолвить и слова на все её вопросы. Он горько плакал. Ничего не говорил, и теперь уже от пережитого страха, от того, запоминающегося на всю жизнь видения не мог он ей ничего и сказать, и, только невпопад махал своими давно на морозе замерзшими руками, показывая на обратную дорогу, туда в низ к реке Вывенке….
Мать еще раз сильно потрясла его за плечи, заглядывая в его лицо, чтобы вразумить