Сазонтьев. – Значит, угу! Вот мы как! Это мне, кандидату в мастера! Ну, Мариночка, когда тебе надоест, ты – позвони. Позвони и расскажи: как тут у вас, у перворазрядников? Которым мастера не видать как своих пять пальцев! Последний раз – идем?
«Да сгинь ты куда-нибудь!» – простонал Гриша про себя.
– Ты, Сазонтьев, спешишь к своей любимой жене! – почти пропела Марина.
– Почему любимой?
– Ну, не к любимой… А я человек свободный… Или ты приглашаешь меня к себе домой? Тогда я согласна.
Сазонтьев сверкнул очами, перед тем как хлопнуть дверью, сказал:
– Я на турнир, между прочим, еду! В Польшу!
Марина и Гриша остались вдвоем. Стало тихо. На улице кто-то чихнул два раза, проехала машина. Гриша посмотрел на стол и подумал, что деньги за вино, видимо, придется отдавать полностью.
Он встал, перемотал кассету, женский голос снова запел о любви. Гриша посмотрел на Марину, она встрепенулась, сказала:
– Ну, Гришенька, выпьем?
Гриша засуетился, разлил остатки вина по стаканам, процедил в волнении тост:
– За тебя!
– За меня? Давай за меня, какая разница…
Гриша с удивлением почувствовал, как стало трудно. Ему казалось, что самое трудное позади, Сазонтьев ушел… Но вот его нет, а дальше? Гриша перебирал в памяти анекдоты, да все казались глупыми, смешного ничего не придумывалось, вино кончилось. Продолжалась лишь бесконечная песня женщины о любви. Гриша поднялся, обошел стол и сел рядом с Мариной. Было чувство при этом, будто лифт падает с девятого этажа, а он внутри. Гриша протянул руку и погладил Марину по ноге так, словно попробовал, бьет током или нет. Марина улыбнулась, взяла его руку, положила на стол и сказала:
– Нет, Гришенька, этого не будет. Мы сейчас спать ляжем. Ты здесь на диване, а я в той комнате с марками.
– Зачем? – судорожно спросил Гриша.
– Потому что завтра трудный день, и надо спать.
Гриша вспомнил партию с кандидатом в мастера Коновицером, в которой зевнул в лучшей позиции слона.
– Ладья аш шесть на аш восемь, – сказал он и вздохнул.
Если бы Гриша выиграл ту партию, он попал бы в финал первенства города и теперь мог бы рассказать об этом Марине. Она бы послушала, и как знать… А так что ж! Гриша поднялся и стал собирать стаканы.
Ночью не спалось. Гриша все приcлушивался, все ждал, что Марина придет к нему. Хотелось верить мужской логике: «Зачем тогда оставалась?» Ближе к рассветному часу обожгло: «Я же мужчина! Она ждет от меня поступка!» Гриша встал, завернулся в одеяло и осторожно двинулся в комнату к Марине. Сердце прыгало в горле. Он подошел к ее кровати, замер…
– Гриша! Не занимайся ерундой!
Гриша осторожно вышел. «И в самом деле, ерунда!» – подумал он, укладываясь. Успокаивало то, что Марина спит все-таки одна, не с Сазонтьевым.
Бледное личико, пухлые, почти коричневые губы, светлые короткие ресницы, – утром Марина показалась совсем домашней, близкой. Гриша осмелел и за чаем сказал:
– Мы совсем