Тряслась и делала большие глаза. Я остановился и спросил:
– Ты чей?
Она молчала. Потом взял за ошейник и снова спросил:
– Ты чей?
И она снова молчала.
Тогда я пошёл, а собака пошла рядом, скучно ступая по лужам лапами в грязи.
– Зачем ты убегал? – спросил я.
Она потупил глаза и молчала.
– Зачем? – снова спросил я и погладил по мокрой голове, издающей запах.
В дождь собаки все пахнут. Потом я шёл, и она плелась сзади.
Дома я налил ей миску бульона, но сначала отправил в ванную. То есть, перекинул через бортик растопыренное тело и включил душ. Она так же неподвижно стояла, опустив глаза.
Мелкий Бен яростно гавкал и не хотел дома чужака, а чужак на Бена смотрел с искоркой, даже пару раз облизнулся, и ноздри двигались, будто кто-то там щекотал пёрышком.
– Зачем тебе вторая собака? – спросила моя, не знаю кто – просто, моя.
Я пожал плечами и пошёл клеить объявления. На той остановке, на деревьях у дороги, на осветительных столбах.
«Зачем мне ещё собака»? – думал. «Занимаюсь чёрт знает чем». И не клевало в этот день, потому что была погода, а не было настроения. Рыба живая, тоже чувствует – хочешь её ловить или нет.
А вечером моя сказала:
– Ты грустный, хоть и хорошо танцуешь, но давно уже…
«Что давно»? – думал я.
А как танцевать без вина? А ей сказал, что вранье, что давно, если не выпил, тогда танцевать бесполезно. И мы выпили, а потом кружились под какую-то музыку и собаки кружились рядом. К тому времени они помирились. А потом решил, что хватит, что устал, что давление. И она спросила:
– От меня?
А я успокоил. Зачем ей плохие истории? Например, эта:
Один говорит, если чужая машина, лучше всего топор – воткнуть его в капот, чтобы хозяин проснулся поутру, а там торчит топор. Другой, что неплохо взять металлические шарики и бросить с последнего этажа. Эффект замечательный. Ничего из этого у меня не получалось, потому что любил спать. А знать ей это незачем.
Подносить ко рту «лучистое» одна морока, от него сразу тошнит. Но рядом закуска огурчики, колбаска и знаешь, вонючая лишь первая. Потом лучше пойдёт. Главное отравить мозг. Мы травим мозг, но больше не танцуем. Она хочет, а я нет. Потому что лучше купила водку. От водки другая энергия. Но тогда у меня ничего не получается, а она расстраивается, потому очень хочет, чтобы получилось и водку не берет.
В этот раз и после «лучистого» туго. Расстраивается и уходит.
« – Следующий раз ничего», – говорит. – Всё.
– А танцы? – говорю я.
– К чёрту твои танцы, – хлопает дверью, что собаки вздрагивают и посуда в серванте.
А ночью вновь ревёт машина, сигналит фарами. И я иду искать топор и шарики от подшипника. Долго роюсь в туалетном шкафчике, но кроме старых презервативов, что рассыпаются от прикосновения, и использованного наждака ничего нет. Потом сажусь на унитаз и грущу. А машина поёт и сигналит, и кто-то уже кричит во дворе матом.
А утром раздался телефонный звонок и женский