в его губы жадным поцелуем.
Юноша, кажется, ахнул – удачно – её язык скользнул ему в рот, и Омилия с трудом удержалась от смешка, когда он попытался отстраниться, дрожа, как от холода.
– Ну вот, – сказала она удовлетворённо, наконец отпустив его камзол и вытирая рот тыльной стороной ладони. – Теперь будьте умницей. Посидите здесь оставшиеся двадцать минут тихонечко, ладно? Я скоро вернусь.
Выходя из беседки, она погрозила ему пальцем:
– И не болтайте, ладно? Девичья честь, сами понимаете.
Он торопливо закивал. Вид у него был совершенно ошалевший – даже руки дрожали.
– Вот и славно.
Она подхватила шлейф, чтобы удобнее было продираться через кусты. В дальнюю беседку, куда она шла, редко заходили. Тому, кто облюбовал её, редко были рады на приёмах и балах – впрочем, он и сам их не жаловал.
Свет здесь не горел, и она уже подумала, что беседка пуста, когда бледная рука высунулась из переплетения ветвей и помахала ей:
– Омилия? Иди сюда. Думал, сегодня ты обо мне забыла.
– Никогда! – Опираясь на перила, она забралась внутрь, перебравшись через туго сплетённые лозы. Темнота в глубине беседки приветливо дрогнула.
– Где твой ухажёр из Дравтсбода? Ты оставила его в чулане для вёдер или забыла под вешалкой?
– Сидит в центральной беседке. Я обезвредила его на ближайшие пятнадцать минут.
Темнота хихикнула.
– Не буду интересоваться, как.
– У меня свои методы.
– Не сомневаюсь.
Омилия угнездилась на скамейке из тёмного мрамора, распластала по спинке шлейф и запрокинула голову, давая шее отдых, заболтала ногами.
– Так скучно…
– Я думал, тебе нравятся приёмы.
– Нравились, пока каждый из них не начал нести опасность… Для меня.
Темнота сочувственно молчала.
– Хоть бы Стром поскорее вернулся, – небрежно сказала Омилия. – С ним всё-таки повеселее.
– Осторожнее. Скажешь что-то подобное при посторонних – слухи пойдут.
– Ну ты-то не посторонний, так?
– Разумеется. Но во дворце у стен есть глаза и уши. В прямом смысле. – Он говорил о глазах и ушах снитиров, торчащих из стен тут и там. Информацию с них считывали специально обученные механикеры. Считалось, что для безопасности, – но и для слежки тоже, и никогда нельзя было знать наверняка, кто и за кем следит на этот раз.
– Не в этой беседке – ты ведь поэтому так её любишь?
Темнота вздохнула, и знакомое бледное лицо наклонилось к ней, придвигаясь чуть ближе к неяркому вечернему свету.
– Само собой. К тому же здесь тихо. Никто сюда не захаживает…
– Потому что все знают, что ты тут днюешь и ночуешь.
– Спасибо на добром слове. Что до Строма – я слышал, препараторы уже в пути. Или скоро отправятся в путь. От окраин до Химмельборга…
– Я неплохо разбираюсь в географии своей страны, спасибо. Просто…
– Хочешь