Птица была такой безбоязненной, что садилась на стол, кланялась и ворковала. Юлек минутку прислушивался, а потом говорил: «Ну, хватит, лети теперь куда-нибудь в другое место!» Горлица, конечно, не понимала, и Фучику приходилось объясняться на понятном ей языке: «Кыш!». Вторым возмутителем спокойствия был Йерык. Он всегда был начеку и не упускал ни одной возможности, чтобы проскользнуть в щель приоткрытой двери. Как только ему это удавалось, пес тут же кидался к Юлеку, терся о его ноги и тявкал от восторга.
Однажды в холл залетела касатка, которая, должно быть, впервые покинула гнездо. Очутившись в незнакомом мире, она в мгновение ока метнулась к окну, сильно ударилась головкой о стекло и свалилась на пол. Юлек поднял ее, положил на стол и попытался сделать ей искусственное дыхание, осторожненько растягивая и вновь складывая ее крылышки.
Продолжалось это до тех пор, пока птица не открыла глаза. Мы принесли ей немножко молока, но она не прикоснулась к нему. Юлек попробовал поставить ласточку на ноги, но они не держали ее. Мы отыскали коробку из-под папиросных гильз, выстлали ее тряпочками, и Юлек уложил касатку, которую считал в некотором роде своей подопечной. Примерно через час мы подошли посмотреть на птичку. Юлек подержал ее клювик в мисочке с молоком: ласточка не раскрывала рта. Тогда Юлек осторожно раскрыл клювик и влил в него капельку молока. Ласточка проглотила.
В течение двух дней Юлек ухаживал за ласточкой и кормил ее. На третий день он поставил касатку на стол. Она замахала крылышками и слетела на пол. Тогда Юлек поставил ее на подоконник и раскрыл окно. Ласточка защебетала, взмахнула крыльями, фьюить – и уже во дворе. Как только она вылетела, откуда-то взялись две взрослые ласточки. Они кружились над птенцом, щебетали и вскоре увели его на провод звонка, тянувшийся от калитки к дому. На этом проводе все три птицы уселись отдохнуть. Затем они вспорхнули и исчезли.
На следующий день, рано утром, на провод уселось много ласточек. Они жались одна к другой, словно нанизанные на нитку бусы, и весело щебетали. Юлек уверял нас, что птицы благодарят за спасение одной из них.
Глава IV. Рядовые будни
После шумного лета в Хотимерже наступила тихая осень. Мама с Верой и Либа с детьми уехали в Пльзень. У отца было много работы в саду и на огороде: снимал урожай лука и других овощей. Мы помогали собирать фрукты.
Из холла, где стало очень холодно, мы перебрались в кухню. Вечером, когда отец уже спал в соседней комнатке, Юлек приносил журнал «Творба», годовые подшивки которого за 1929, 1931, 1932-й и за неполный 1938 г. мы привезли с собой в Хотимерж, листал страницы, прочитывал их, останавливался на своих литературно-критических статьях, делал пометки, а иногда с улыбкой говорил: «Когда я это читаю, вижу, что я все же не совсем глупый. Из всего этого почти могла бы быть книжка».
Он намеревался подготовить эту книгу. Из дубликатов отдельных номеров «Творбы» за 1938 г. Фучик вырезал и наклеил на бумагу свою работу «Сочувствие и протест Антонина Совы». На пишущей машинке