позитивная тональность, в которой о нем говорят почти все авторитетные и талантливые авторы. Даже М. Ю. Лермонтов, комически изображающий французов в «Бородино» («Постой-ка, брат мусью»), не забывает всерьез им попенять:
Как женщина, ему вы изменили
И, как рабы, вы предали его[5].
Однако художественных произведений, где Наполеон позитивен, вполне достаточно. Он весь «буря и натиск». Неукротимый, с развевающимися волосами, с умным и глубоким взглядом, он притягивает к себе простого солдата, вельможу и прекрасную даму. Простой солдат готов идти за императором на край света и умереть с его именем на устах. Вельможа радуется действенной политике и глубоким переменам после долгих лет застоя. Жозефина де Богарне восхищается отсутствием у него светскости, умным челом и мужеством главнокомандующего французской армией, который обратил на нее льстящее ей внимание.
Как писал А. С. Пушкин,
…И лорда Байрона портрет,
И столбик с куклою чугунной
Под шляпой с пасмурным челом,
С руками, сжатыми крестом.
Такое убранство можно было найти в кабинете не только Евгения Онегина, но и многих других европейских денди. Возможно, для них Наполеон воплощал идею цельной гармоничной личности. Хотя это было утопией, иллюзорным воплощением высшего слияния человека и природы, неординарности и исключительно сти художественной натуры.
Иллюзии посещали также и другие головы, людей иного порядка – тех, кому выпало властвовать. Некоторое время в Европе поговаривали о браке Наполеона с русской принцессой; известно, что Бонапарт неофициально обсуждал возможность сватовства к великой княжне Екатерине Павловне. Такой жених не мог понравиться ее матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне. Для своей дочери она предпочла принца Ольденбургского: он и родовит, и России ближе. Однако пришло время, когда в Австрии для Наполеона нашлась другая принцесса – Мария-Луиза, внучка знаменитой Марии-Терезии, дочь Франца II, которая не посмотрела на то, что новый властитель Франции не был порфирородным. «…Высшее общество… составляет в Европе одно семейство». Так писала и говорила Жермена де Сталь; ее слова повторил и Пушкин[6]. Новый союз надолго определил политическую карту Европы.
Факт «отказа» Екатерины Павловны от брака с новым союзником России отозвался в русской литературе. Гавриил Державин создал «Послание к великой княгине Екатерине Павловне о покровительстве отечественной литературы». На ту же тему написана его трагедия «Евпраксия». Личность Екатерины Павловны была подвергнута активной мифологизации. Во многих драматических произведениях десятых годов XIX века можно было встретить подобную коллизию, так же как подчеркнутую мысль о том, что перед лицом столкновения с неизмеримо сильнейшим неприятелем, предлагающим постыдный мир, отрицательные персонажи предлагают пойти на унижение, а благородные (такими Державин видит С. Н. Глинку, Л. Н. Неваховича,