за это, но решиться на что-либо был просто не в силах.
И все же что-то надо было сделать до ее приезда. Он понимал, что собак нельзя оставлять там на всю зиму. И сейчас ему больше всего хотелось вновь стать маленьким мальчиком, чтобы кто-нибудь другой принимал решения за него.
На третье утро он пробудился, донельзя злой на самого себя. Наступила пятница – день вывоза мусора. Если он собирается переместить их в мусорный бак, это нужно сделать до полудня, когда обычно приезжает грузовик. Проклиная собственную нерешительность, он приказал себе действовать. Брось собак в мусор. Или похорони их прямо сейчас, этим утром. Да сделай же хоть что-нибудь!
Покончив со второй чашкой кофе, он хлопнул в ладоши, звучно выдохнул воздух и поднялся из-за стола. Затем – как будто собаки по-прежнему были здесь, а он собирался куда-то ехать на машине без них – сказал в пустоту дома: «Вы уж извините…» – и снял куртку с крючка в стенном шкафу.
Утро выдалось морозным и ясным. Сразу за порогом по лицу резко хлестнул ветер. Он улыбнулся, вдруг осознав, до чего же глупо, по-детски он гордится собой из-за того, что наконец-то начал действовать. С лопатой в руке он широким уверенным шагом двинулся вниз по склону. Он собирался утащить оба тела одновременно, чтобы не делать второй заход. И один-то был слишком тяжелым испытанием для его нервов. Мысль о том, что собаки будут лежать вместе, одна поверх другой, странным образом его приободрила. Первой он положит дворнягу, потому что та прожила с ним дольше.
Он решил не смотреть в ту сторону до самого конца спуска, когда уже будет поздно поворачивать назад. Он должен с этим разобраться. Откладывать больше нельзя: она приезжает завтра, а мусоровоз появится в ближайшие часы. У него есть лопата, но в промерзлой земле трудно выкопать яму для захоронения.
Ветер стих. Единственными звуками были хруст снега под его ногами и крик одинокой птицы, проклинающей ненастный день. До того места оставалось полсотни шагов, когда он наконец поднял глаза – и ничего не увидел. Он замер, перестав дышать. Потом взглянул снова. Ничего. Собаки исчезли. Он бегом устремился туда. Дважды споткнулся и упал в снег. Собак словно и не бывало. Он выпустил из руки лопату. Повторный снегопад скрыл и заровнял свежей белизной место их гибели. Не осталось и следа.
Осенняя коллекция
С самого начала он не хотел никакой жалости к себе. Ни капли этой ужасной благородной доброты, которую автоматически выражают люди, узнав, что вы умираете. Он сам пережил это несколько лет назад со своей матерью, когда та же болезнь постепенно стирала черты ее лица: все борозды и изгибы, отражавшие прожитую жизнь, сдали позиции, оставив только верные долгу кости черепа в напоминание семье, на что мать станет похожа вскоре – и навсегда.
Он любил ночное небо, поэтому первоначально слово «рак» означало для него лишь горсточку звезд, смутно напоминавшую по форме рака. Но оказалось, что болезнь – это не быстро уползающая тварь в панцире и с клешнями. Нет, скорее, это была медленная пурпурная волна, набегающая на самые отдаленные