марилось, будто часы вот-вот оживут и выстрелят в воздух зазвонистой песней – совсем не такой, которую можно исполнять каждый день, да ещё хором, под нетрезвую лавочку, а торжественной песней победы грёз и мечтаний над тёмным цветом жизненных тягостей.
Словом, было у него на сердце отрадно и бессомнительно, как давно уже не бывало. Чего ещё можно хотеть человеку в приятной компании самого себя подле бутылки кальвадоса? Ничего. И Скрыбочкин не хотел.
…А затем его с обеих сторон схватили за руки невесть откуда материализовавшиеся быстрые люди. Скрыбочкин ощутил, как ему в предплечье вонзилась тонкая игла, и по жилам потекла посторонняя жидкость, от коей моментально началось головокружение, как после литра доброго самогона. Сквозь поплывшие перед глазами клейкие тени не прорывалось ничего реального, кроме лошадиной морды майора фон Труппа, разошедшегося в крике:
– Дон Барбоза, вам плохо? Скорее вызовите «скорую»!
Затем раздалась медицинская сирена. Появились похожие на подземных ангелов гориллоподобные санитары (в одном из них Скрыбочкин узнал криво ухмылявшегося Ганса) … Его бросили на носилки и увезли в бессознательность, стукая о слабопонятные препятствия – вероятно, о стены и дверные косяки – с каверзно-насмешливым, чужезвучным сопровождением: «блым… дрым… бдр-р-рым… былым… дыбылым…»
***
Его снова били, приводя в сознание. Поначалу это ощущалось смутно, словно в прилипчивом сновидении, от которого хотелось уплыть поглубже в пучину забытья; тем более что спать он любил, понимая сон как самое полезное и безобидное занятие для своего организма. Скрыбочкин, разумеется, не ведал, зачем человеку снятся сны – возможно, затем, чтобы хоть на время освобождать его от оков времени, соединяя в себе жизнь и смерть. Впрочем, никому и десяти жизней не хватит, чтобы увидеть все сны, путешествующие по миру – тем более не каждый из них доставляет удовольствие, иногда встречаются и кошмары, после коих боязно возвращаться в явь. Однако Скрыбочкин воспринимал ночные недоумения как случайные недостатки и быстро забывал их. Приятное ему снилось гораздо чаще, нежели всё остальное. Оттого – была б его воля – он вообще спал бы круглосуточно, пробуждаясь лишь на краткий срок ради естественных неотложностей, а также, чтобы выпить, закусить и получить совокупность с какой-нибудь женщиной. К сожалению, существование в подобном режиме не представлялось возможным – ни раньше, ни теперь, когда побои становились всё явственнее, угрожая ему нешуточными повреждениями. Ничего удивительного, что Скрыбочкин наконец не выдержал. И, вернувшись в реальный мир, открыл глаза.
– Што надобно от меня? – натужно просипел он, сфокусировавшись на маячившей перед ним грушеобразной фигуре фон Труппа. – Чего требуешь, изуверское отродье?
– Согласия сотрудничать с нами! – готовно рявкнул майор.
– Тьху! И за эту ерунду челувека последнего