в другой художественный стиль.
Рехавия была кварталом зажиточных иерусалимских старожилов, в основном выходцев из Германии и Польши, обосновавшихся здесь в тридцатых годах, и в придачу кварталом богемной молодежи. Обитали в ней поколения чинных академиков, врачей и адвокатов и приезжие студенты социальных дисциплин: будущие политики, социологи, экономисты и психологи, набивающиеся кучами в съемные квартиры.
Район был ухоженным, белый баухаус утопал в густой зелени, в тени листвы прятались уютные маленькие парикмахерские, бутики, булочные и кофейни. Погода снова стала летней, на солнечных террасах читали газеты пожилые господа в пиджаках, старушки с лакированными фиолетовыми волосами пили дымящийся чай из высоких стаканов, группки разношерстных лохматых студентов в пижамах и домашних тапочках с запалом беседовали, молодые папы укачивали на руках младенцев, а молодые мамы расплачивались с неторопливыми официантами, которые вразвалочку ходили взад-вперед, флиртовали с коллегами и клиентами или курили на углу. Никто никуда не спешил, никуда не бежал и не тащил горы покупок из супермаркетов; все выглядели так, будто сто лет друг с другом знакомы.
Запах кофе приятно щекотал нос, унося меня в фантазии про Монмартр финдесьекля и австро-венгерскую Вену. Так что сперва не очень понятно было, как оказались мои не богемные и не аристократические одесситы в декорациях романа Цвейга.
Вскоре все прояснилось: квартиру в фешенебельной Рехавии семейство Трахтманов приобрело благодаря врожденной смекалке деда Ильи. Кто-то обанкротился, квартиру за бесценок срочно сбывали с рук, а дед узнал об этом от клиента, которого вез в аэропорт. Получив контакт банкрота и вернувшись из аэропорта, дед Илья, недолго думая, зашел в банк, взял ипотеку и, даже не посоветовавшись с бабушкой Сарой, приобрел за “полторы лиры” роскошную квартиру на улице Харлап. В те времена в Израиле еще не пользовались шекелями.
Дед Илья умел получать ценную информацию от разговорчивых пассажиров. В отличие от всех остальных таксистов, он считал, что пассажиров лучше слушать, чем припадать им на уши. Таким образом узнаешь массу полезных вещей, которыми потом можно воспользоваться, если есть смекалка.
Было очевидно, что двадцать лет жизни в Израиле не истребили из деда Ильи одесского биндюжника.
Именно благодаря этим качествам при первой же возможности удрать из Союза дед Илья, не размусоливая, подал документы и увез всех на историческую родину.
Всех, кроме моей мамы, чьи коммунистические идеалы и любовь, как известно, воспротивились такому скоропалительному решению.
Бабушка Сара ничем не напоминала мою строгую и замкнутую маму и, в отличие от нее, была яркой и экстравагантной женщиной. Она работала бухгалтером в фирме, поставляющей продовольствие базам израильской армии. В ее присутствии, хочешь не хочешь, а пришлось почувствовать себя на Молдаванке, несмотря на декорации романа Цвейга.
Тетя Женя, мамина младшая сестра, тоже не была похожа на маму. Она оказалась гораздо более