цвет и фокус. Все, кроме молодой графини, остолбенели так, словно перед ними вскочил на ножки и весело хрюкнул плотно нафаршированный и хорошо прожаренный поросенок. Девушка присела на корточки перед паланкином князя и поцеловала его руку.
– Скажите им, что я не сошла с ума! – почти плача, пролепетала Алена. – Вы же все знаете!
Камышев не шевелился. Тильков и мисс Бэттфилд в один голос завороженно спросили:
– Что он знает?
Графиня требовательно потрясла руку дедушки. Тот встрепенулся, перевел взгляд на внучку.
– Петр Петрович, – еле слышно прошептал он, – все началось с него, – сказав это, Камышев тоскливо посмотрел на врача и протянул к нему дрожащую руку. Все напряженно ждали, но старик судорожно мотнул головой и, обмякая в кресле, только и произнес: – Вы… избегайте Петра Петровича…
Петербург
Понедельник, утро. Дым от сжигаемых куч из листьев и навоза сгущал утренний полумрак, приглушал голоса ругающихся дворников, мучил ранних пташек хандрой и щекотал разносчиков ознобом.
Дом графа Димитрова занимал срединный участок на Итальянской улице. Он представлял из себя обычный особняк, как в Петербурге говорили, «полтораэтажку образцового покроя». Полицмейстерская канцелярия города не дозволяла строить дома без согласования, а посему за недостатком или дороговизной частных архитекторов будущим домовладельцам предоставлялись заранее готовые чертежи зданий19. Единые размеры и цвет, дворы с фигурными воротами, незамысловатые фасады с трехоконным ризалитом и невысоким мезонином.
Несмотря на центральное положение в городе, «итальянцам» приходилось лишь вздыхать, поскольку парадные окна их домов выходили на унылый пустырь20, а позади их дворов ютились тихие огороды и сады тех особняков, кои смотрели на бурлящий жизнью Невский проспект.
– Дом вполне приличный, но пустует шестой год… сами понимаете-с, – констатировал Краюшкин, плешеватый молодой человек, покрытый веселыми веснушками поверх печальных следов оспы. – Прошу, проходите.
Маркиз де Конн тяжело вздохнул, поиграл тяжелой тростью, будто взвешивая ее перед решительным ударом, воинственно выдвинул вперед нижнюю челюсть и шагнул через порог заброшенного дома.
Когда-то изысканный, а ныне посеревший паркет, местами обвалившаяся лепнина стен и потолков, треснувшие высокие окна, просторные комнаты, наполненные затхлым запахом плесени. Мог ли он представить себе, что будет стоять там, где шесть лет назад в муках тяжелой болезни скончался палач его семьи? В чем была миссия графа Димитрова? Неужели не более чем разбой? Что могли рассказать маркизу сколотые мраморные ступеньки, покрытые копотью вместо флока21 стены, обшарпанные двери и некогда расписной плафон потолка, ныне гниющий от протекающей дождевой воды? Время с настырностью червя точило логово графа Димитрова, словно могилу.
– Дому