отца.
В том же, сорок шестом году, мне запомнилось еще несколько знаковых для меня моментов: ко дню рождения, мама купила мне новую шелковую рубашку! Ярко – зеленую, красивую и как раз по моему росту. Причем купила готовую, на рынке! Я её и до сих пор отчетливо помню!
До этого времени, все мои рубашки изготавливались из чего-то уже бывшего в употреблении, из старых маминых платьев и таких же рубашек дяди Миши, маминого младшего брата, или еще каких-нибудь обрезков и остатков, а вот на шесть лет, мне купили такую красоту!
Как раз было воскресение, когда я первый раз её одел и вышел на улицу. Дело было днем, никого из соседских ребят на улице не было, младшие находились по домам, а кто постарше, еще с обеда, пошли на стадион. Стадионом то место никто и никогда не называл, просто это была большая площадка возле украинской школы. Правда, с обеих её сторон стояли футбольные ворота, а голое, вытоптанное, футбольное поле, было размечено известковым раствором. Всем живущим в округе пацанам, было известно, что в это воскресение на «пляцу» (плацу), как мы тогда называли это место, состоится футбольный матч между командами Слободзейской войсковой части, которая находилась от нас через один квартал и какой-то командой из Тирасполя. Стадиона, как такового, в то время в Слободзее, ни на русской, ни на молдавской её части – не было, поэтому матч проводился на этом «пляцу». Наша улица, поднимаясь к западу, как раз упиралась в ту площадку. От нашего дома, до футбольного поля, было метров 300. Туда я и отправился смотреть взрослый футбол.
Недалеко от восточных футбольных ворот, выходящих к концу нашей улицы, как бы поперек её, стоял «БУМ» – спортивное Бревно, длинное такое деревянное сооружение, отполированное до блеска босыми ногами детей и с небольшой лесенкой для выхода на него. Не знаю, что меня на это подвигло, скорее всего – малый рост, а с бревна было лучше видно играющие команды, потому я – вышел по лесенке на то бревно, сел на него, естественно – лицом в сторону поля.
Законы подлости никто не отменял, – только я уселся и стал смотреть, тут же, при атаке на ближние ворота, кто-то из нападавших с западной стороны, нанес сильнейший удар в сторону ворот, но мяч у него срезался с ноги и попал в то самое «Бревно». Не прямо в меня, а – в бревно, но от такого удара, бревно, понятное дело- содрогнулось, а я с этого округлого и скользкого «сидения», мгновенно упал, на вытоптанную вокруг бревна, площадку, лицом вниз.
Я и сегодня помню и ощущаю то падение. Ко мне подбежали несколько футболистов, поставили на ноги, а я, с окровавленным носом и разбитыми губами, в залитой кровью новой рубашке, бросился с ревом бежать домой, вниз по улице. Улица наша, особенно в верхней её части, была довольно широкой. Я бежал по проезжей части, тряся руками на уровне плеч, практически с закрытыми глазами и громко ревел. На улице никого не было.
Так случилось, что где-то посредине пути, от площади до дома, у колодца, стоящего посредине улицы, возле колхозного двора, мне навстречу – шел Григорий Маркович Сорочинский,