возмутился д’Эффиа, и тут же умолк, с удивлением глядя на молодую особу, которая второпях собирала в пучок волосы, прежде чем спрятать их под широким белым чепцом.
– А вот тебя я помню, – проговорил Антуан и, повернувшись к Данжюсу, хихикнул, снова дохнув ему в лицо винными парами, – а я-то никак не мог вспомнить, где же я оставил её.
– Да здесь же и оставили, сударь, – холодно ответила молодая особа, без посторонней помощи ловко управляясь со шнуровкой на корсаже платья, – вы сказали, что вам не хватило вина, и ушли.
– Хм, значит, и правда, не хватило, – как будто соглашаясь с ней, кивнул д’Эффиа. – А я заплатил тебе?
– Вы отдали ей пару серебряных монет ещё внизу, прежде чем привести сюда, ваше сиятельство, – строгим тоном напомнил ему камердинер и надменным жестом красноречиво указал ночной гостье на дверь, – а вот отчего это вашей милости вздумалось пожаловать сюда, вместо того, чтобы вернуться к себе в комнату – этого я знать не могу.
– М-да, – ещё раз кивнул Эффиа. – И я не могу. Ладно. Проводи красотку вниз и заплати ей ещё столько же. И чтобы никому… – он помахал руками по сторонам, стремясь пояснить свой приказ.
Неприличная для человека из высшего света пьяная речь и икота не смутили ночную гостью, но и не обрадовали. Она резко подняла с пола шерстяную накидку, набросила её на плечи и, горделиво вздёрнув остренький подбородок, с достоинством светской куртизанки прошла к двери. Камердинер и не собирался останавливать её, но д’Эффиа строго посмотрел на него и указал на стол, на краю которого сиротливо лежал тощий кошелёк.
– Заплати! – коротко приказал он слуге, а сам пошатываясь протиснулся между сундуками к приоткрытой двери и вышел в смежную комнату.
Остановившись на пороге, Данжюс с улыбкой посмотрел на то, как Антуан с протяжным вздохом свалился на постель и тут же уткнулся лицом в смятую подушку.
Когда дверь гардеробной захлопнулась за спиной у ночной гостьи, д’Эффиа приподнялся на локте и крикнул камердинеру:
– Принеси нам поесть, что ли! И бутылочку вина захвати!
– Куда вам ещё вина! – недовольно проворчал тот.
– А это дело! Несите-ка сразу и вино, и завтрак, любезный! – подсказал ему Данжюс и вошёл в комнату д’Эффиа.
Осмотревшись, он сел на табурет, стоящий у окна, сквозь мутное стекло которого пробивались лучи утреннего солнца.
– Я чертовски голоден! Аж нутро жжёт, – заговорил д’Эффиа. – А ещё меня напоили каким-то дурным пойлом, от которого голова кружится, а в ушах такой звон, точно ударили в набат со всех колоколен.
– Я вас очень понимаю, дружище! – с сочувствием кивнул Данжюс, которого не перестало мутить после перенесённой им морской качки.
В дверь нерешительно поскреблись.
Д«Эффиа оторвался от подушки, поднял голову и выкрикнул:
– Войдите!
На пороге возник камердинер, и не один. Позади него стоял трактирный слуга,