недолго. Врач сживет меня со света, если вас застукает.
Талызин открыл дверь в палату, поздоровался и прошел к кровати у окна. На ней спал, тяжело дыша, старый, совсем седой человек. Иван присел на табурет и дотронулся до руки старика. Тот открыл глаза и недоуменно посмотрел на Талызина.
Остальные больные с интересом наблюдали за поздним посетителем. Старика Кирхенштайна никто не навещал, а тут этот солдатик раненый. Надо же!
– Я с фронта… Привез привет от вашего племянника. Здесь буду совсем недолго, нужно скоро возвращаться, – громко сказал Иван, пожимая руку старику. – С трудом нашел вас!..
Последнюю фразу, являвшуюся паролем, Талызин выделил интонацией.
Старик приподнялся на постели и тихо произнес:
– Рад, что нашли меня, пусть и с трудом.
Это был ответный пароль.
Вскоре больные утратили интерес к посетителю, каждый занялся своим делом.
– Заболел я не вовремя, – сказал старик. – И многие мои друзья болеют, время такое. Но кое-кто сопротивляется простуде.
– Мне сестра разрешила быть тут всего несколько минут, – сказал Талызин. – К тому же скоро комендантский час, а я не устроен. Есть ли место, где можно остановиться?
– Найдем, – произнес старик. – У моего двоюродного брата, он поможет вам скоротать отпуск. – И назвал адрес.
Талызин поднялся.
– Спасибо, что навестили. Давно писем с фронта не было, я уж волновался…
– Выздоравливайте. До встречи! – сказал Талызин и вышел.
Добираясь до Эгона, адрес которого дал Кирхенштайн, Талызин чуть не угодил в облаву.
С противоположных сторон улицы навстречу друг другу шли два патруля. Повинуясь безотчетному чувству, Талызин свернул в первый попавшийся двор, а здесь, оглядевшись, нырнул в оконный проем разрушенного дома и затаился.
Интуиция его не обманула. Через несколько мгновений послышались крики:
– Стоять! Ни с места! Проверка документов.
Несколько голосов раздалось близко, над самым ухом:
– Кто-то сюда вошел!
– Тебе показалось…
– Возможно, здесь живет.
– Тогда он нам не нужен.
Голоса стихли. Затем с улицы послышался чей-то тонкий, отчаянный крик, а затем короткая автоматная очередь.
Быть может, следовало переночевать тут, в развалинах, но Талызин решил, что надо идти.
Через час он постучал в дверь одноэтажного домика. На стук долго не отзывались, хотя из-за плотной шторы, небрежно повешенной, пробивался слабый свет. Ему подумалось: «Сейчас в Германии мания у всех запираться, прятаться, забиваться поглубже в норы. Что это – боязнь бомбежек и смерти или комплекс вины?»
Наконец за дверью спросили:
– Кто там?
– От Кирхенштайна, – негромко ответил Талызин.
Дверь приоткрылась, и Иван вошел в коридор, слабый свет в который падал из комнаты.
– Эгон?
– Эгон.
– Я из госпиталя…
– Проходите в комнату. Осторожно, не споткнитесь, здесь заставлено, –