что! Вторая луна пометалась (будто высматривая посадочные огни) – и выкатилась в чистое, незанятое тучами пространство…Но тут потихонечку стал звереть ветер; стекла еще не трещали, а вот рамы – поскрипывали.
Машка, пританцвывая, к окнам явно не торопилась…Что-то в ее голове звучало – более важное, чем очередные «роды природы». Рамы ее не слушались… Да и сама лна – никого не слушалась, кроме всеповелевающего танцевального ритма.
А я вдруг понял, что никуда мне не деться от этой штормящей грозы, от этих раскатов грома. УРАГАН (Смерч…Заозерное…Маяк) не только – в буквальном смысле! выбил почву у меня из под ног, но и напрочь отбил слух, вернее – свернул всякую тягу бесится от музыки. Я ЕЕ НЕ ОЩУЩАЮ. (Ну так, как Леха, например, который «танцует» торсом все, что слышит).
А я слышу только шум ветра, перестук дождя, скрип шагов, визг несмазанных петель на рамах + то, что делается вокруг природно; как ворчит Челюскин, забираясь в свое дупло – и как бранчливо шипит Дасэр, маленький водила большого человека, – со своей стороны отстаивающий свое право захватчика на это несчастное дупло. Но когда на скамью под липой садится наш местный хулиган Кирюша (с орущей музыкой!..) Я этого не понимаю. Я слышу – вот шум, вот какофония, вот кто-то там дерется, не поделив ноты. А саму мелодию – организм не принимает. Дядя Жора (с детства меня лечивший) говорит, что у меня – «музыкальная амнезия». Спасибо – что вообще не глухой!
Поэтому: все, что скрипит, топает, говорит – я слышу (вот, опять: «Хай-Тоба, Хай-Тоба, мы – идем…»), а что Машка напевает – плывем мимо! Я и Дикусю, ночующего на пляже, люблю потому, что по ночам он не ПОЕТ, а проговаривает все свои дневные впечатления. И без всякой «мандолины» в руках…Так что это – не совсем рэп. «Хорошим словам одеваться не к чему», приговаривает Дикуся.
А вторая луна шла и шла в гости, прожигая ореолом небесные хляби. Теперь это было кольцо, и оно – вращалось! Само по себе вращалось.
– Страх господень!.. – Сказала Машка голосом Зины-почтальонки. – Батюшки, что творится…Конец света!
И он наступил…
Громада тьмы обрушилась сразу. И ветер стал бить в окно – словно чужая, неведомая сторона жизни просилась внутрь. Почудилось – дом зашатало!
И молнии вызмеились – две одновременно! И синие расхристанные хвосты уже цеплялись за раму…Кто-то стучал к нам в окно: «Впу – сти – те…Впу – сти – те…».
– Данька, гляди!
Да я и сам уже видел. Это кольцо, (что вращалось, как полоумное) – уже висело перед самым окном. Вот это – финиш! Оно заглядывало к нам. Чего-то требовало.
– Приехали… – Просипела Машка, словно у нее и голос отнялся.
«Приплыли…», подумал я.
И вдруг все стихло. И снаружи ПОСТУЧАЛИ. Вполне по-человечески. Даже робко.
– Не пускать! – Взвыла сестрица. – Данька! МЧС, полицию, спецназ… – живо!
И запрыгала в поисках своего мобильного (а он у нее – всегда на груди).
А я – не спешил. Я услышал знакомый голос.
– Привет, – вымучил я. – Привет, Хай-Тоба.
– С кем ты говоришь? – Встрепенулась Машка.
«Мы