Сбежала я из дома, когда мне семь лет было. Родители пили здорово и били меня. Вот я однажды села в поезд и уехала куда глаза глядят. Так к цыганам и попала. Пригрели, накормили и много чему научили. Барон цыганский у себя меня оставил. Восемьдесят лет с цыганами жила.
– Ого, – сказал я. – Ничего себе.
– Да. Девяносто скоро мне.
– А куда же вы едете?
– На могилку к родителям.
– Куда?
Старушка отпила давно остывший чай.
– На могилку к родителям, в деревню, где родилась, еду. В одну сторону, значит. Обратно уже не вернусь.
– А если деревни той уже нет? Ведь восемьдесят лет вы там не были.
– Куда ей деваться-то. На месте деревня, в три семьи.
Старушка снова отпила холодный чай.
– Приходить в последнее время родители стали. Никакого покоя не дают. Просят, чтобы я приехала к ним. Вот я и поехала. К себе, наверно, зовут. Там уж и помру.
Время уже было позднее, и я залез на верхнюю полку. Почему-то билет мой был продан на верхнее место, хотя больше в купе никого не было. Может, ночью сядут.
Бабушка тоже прилегла и тут же уснула.
Ночью я проснулся от того, что кто-то разговаривал в купе. Я повернулся посмотреть на нового попутчика и чуть не упал с полки от неожиданности.
Напротив бабушки сидели две фигуры. В темноте они едва заметно светились. Это были мужчина и женщина.
– Да еду я, еду, – говорила им бабушка, – чего надоедаете? Скоро уже буду. Все сделаю, что просите. Уходите, не пугайте парня. Проснется еще ненароком.
Утром, когда я прощался с бабушкой, а ей еще сутки ехать, оставил я для нее несколько банок консервов и палку колбасы.
– Это вам, бабушка. Вам еще далеко ехать.
– Спасибо, сынок, не стоит беспокоиться. У меня деньги есть.
– Бабушка, это были они? Ночью.
– А ты не спал разве? Они, сынок. Говорю же, приходят они. Много лет уже покоя не дают.
Я взял сумку и открыл дверь купе.
– Ты вот что, сынок, – бабушка сунула мне что-то в карман пиджака. – Возьми эту монетку. Это цыганская монетка, очень старая, она счастье тебе принесет. Удачи тебе.
Я шел по перрону навстречу своему счастью, а поезд увозил бабушку-цыганку все дальше и дальше. В те края, где она родилась. В те края, где она, видимо, и останется на века.
Намедни
Я тут намедни бабушку Машу встретил, соседку по площадке. Сидит на лавочке, бледная, растерянная, чуть не плачет. Я уж подумал, может, заболела, ведь ей недавно восемьдесят пять исполнилось, сами понимаете. Откуда я знаю, что восемьдесят пять? Так ведь она нас с женой всегда на свой день рождения приглашает. Другие-то соседи по площадке молодые еще, не идут. Вот мы втроем и празднуем который год. Родственники, конечно, есть у старушки, только живут далеко и давно не дают о себе знать.
– Бабушка Маша, – подсаживаюсь я к ней, – ты чего бледная такая, уж не заболела ли?
– Будешь тут бледной, – морщится старушка, – кот покоя