любовь поцелуями на задней парте, прошёл замечательно. Меня едва не вырвало.
– Мне кажется, Бог, создававший их, уже сам понимает, насколько убогой вышла его шутка, – сморщилась я. Вера, которую религиозная тема триггерила едва не сильнее, чем меня Ира (тоже что-то семейное), что-то пробурчала себе под нос. А я, хмурясь, продолжала размышлять. – Я не понимаю, что Маша в нём нашла – в нём же нет ни капельки мозга. Я не понимаю, как вообще можно встречаться с ровесниками. Они никчёмны.
– Не знаю, по-моему, Славка нормальный, – пожала Вера плечами, и я уставилась на неё. – Что для тебя значит «быть никчёмным» – не зарабатывать миллионы в наши семнадцать?
– Быть никчёмным – значит, и не стремиться их зарабатывать. Значит, что и через десять лет у них вряд ли получится. Потому что всё, что их интересует, – бухло и машины. Если бы я хотела найти себе мужчину, то искала бы того, кто выше меня по всем параметрам, а не того, с кем надо нянчиться, – резко выпалила я, сжав челюсти. В те годы существовало только моё мнение и неправильное.
– Хотел пригласить тебя на дэрэ – но услышал, что мы все никчёмны, и передумал, – на моё плечо легла чужая массивная рука, и я поморщилась от запаха дешёвого дезодоранта, смешанного с резким потом. Дементьев с бритой почти под ноль башкой насмешливо смотрел на меня, пока я отправила ему гневный взгляд. – Ну так что? Пояснишь за мою никчёмность, принцесса?
– Убери от меня свои вонючие руки! – прошипела я, пытаясь вырваться, но его рука только сильнее давила на мои плечи, сминала талию, прижимая к чужому боку. И внутри меня что-то тихо запищало от паники. Ему это шутка, но меня тошнило от него. И я была настолько испугана, что даже не заметила, как мои огромные глаза нашли Александра Ильича, скучающе наблюдающего за нами с диванчика. Он сидел там, ожидая ключи от кабинета.
– Дементьев, правда, отстань от неё… – Вера пыталась спасти меня, но он так зло зыркнул на неё, что она замолчала.
– Я, конечно, знал, что в тебе так много выебонов, но по-моему…
– По-моему, звонок сейчас прозвенит, а если хотите пообжиматься – то не в стенах школы, пожалуйста.
Я вздрогнула, услышав его низкий голос. Он посмотрел на меня всего раз – опять же, мимоходом, будто я сливаюсь со стеной. Будто ему неприятно смотреть на эту стену.
– Мы сами решим, где нам обжиматься, Алесандрильич, – оскалился Дементьев, пока я стояла ни жива ни мертва. Как он может так с ним разговаривать? Ему не… страшно? У него нет гудящей подобно рою пчёл в рёбрах паники?
Александр Ильич легко встаёт с места, подходит к нам. Он возвышается над Дементьевым на полторы головы, а я и вовсе упираюсь взглядом в его тёмную футболку. Он легко оттаскивает его за шкирку, откидывая как щенка. Так непринуждённо – а я с таким безумством в зрачках, застывших, будто под анестезией, ловлю его движения.
Я не успеваю проконтролировать свой мозг, который вычленяет запах его туалетной воды и которому он кажется вкусным. Ненормальный мозг.
– Гуляй-ка ты, Дементьев.
Моё