дверями.
– Зря. Зря, ты паренек так сказал, – неодобрительно буркнул однорукий, – ты что, не в курсах, что Софроновская кодла здесь весь поселок держит, так, что херовато тебе придется, на ножи поставят.
– Валентиныч, ну че ты опять к парню пристал. Ты не понял, что он от молнии все соображение потерял? Слыхал, как он с докторшей говорил, как не русский, – опять подал голос дед с дальней койке. – Ты лучше расскажи ему, что да как, объясни, а то выйдет из больницы, и зарежут в подворотне.
– Да бросьте вы, мужики, меня пугать, – ломающимся голосом сказал Вовка, – если из-за каждого петуха серьезный вор будет на перо ставить, так его самого живо опустят. Если этот Софрон узнает, что этот пидор его другом назвал, сами представляете, что с ним будет.
Опять в палате повисло молчание.
И тут подал голос один из молчащих до сих пор больных. Это был крепкий мужчина с насмешливыми внимательными глазами. Уши у него были, видимо, сломаны неоднократно и Вовка давно просчитал, что это кто-то из бывших борцов.
– А скажи парень, где это ты так наблатыкался, что понимаешь, когда ставят на перо, а когда нет.
– Так что тут такого, дяденька, у нас в поселке через дом да через два кто-то сидит, а кто-то выходит, не надо специально учиться, улица научит.
Говоря так, Вовка ничем не рисковал, и, хотя он пользовался своей памятью, его память подростка пятидесятых годов вряд ли сильно отличалась от сегодняшних реалий.
– Ну-ну, – неопределенно протянул мужчина, – а кто тебе удар ставил, расскажешь?
– Простите, – а не скажете, как вас зовут, – спросил его в свою очередь Вовка, – мне дяденькой называть вас вроде неудобно.
Тот засмеялся.
– Меня Николай Петрович зовут, так можешь и обращаться.
– А меня Владимир Павлович, но можете звать Вовкой, – прозвучал ответ.
Николай Петрович с удовольствием сказал:
– Шустер парень, так скажи, у кого занимаешься?
– Николай Петрович, понимаете, я вчера после молнии вообще ничего не помнил, вот только сейчас кусками стала память возвращаться. Мне кажется, что я ни у кого не занимался, может, к вечеру вам точнее скажу. А сейчас мне конкретные вопросы задавать сложно, вряд ли правильно отвечу.
– Ну что же, – подумав, сказал мужчина, – понятное дело, повидал я контуженных, а тут целая молния шарахнула, как ты еще имя свое не забыл?
– Так, а я и забыл, – сказал Вовка, – хорошо хоть рядом брат да товарищи были, те мне все и рассказали.
Они еще немного поговорили, но разговор не очень получался, потому что Вовке все время приходилось ссылаться на дырявую память. В конце концов, Николай Петрович написал карандашом на листе бумаги свой адрес и сказал:
– Тренер я, брат, понимаешь, вот только учеников у меня пока маловато. Только полгода, как демобилизовался. Школа спортивная у нас этим летом организовывается. Вот с сентября будем набирать учеников, тебя я приглашаю, есть у нас тренер по боксу, так что, если ты ни у кого еще не занимаешься, то приходи.
– Николай Петрович,