Иногда они разливались так хорошо, что питали малые реки. По ним, как по тропкам, ладьи пробирались, буксуя и увязая в камышах, в вольные воды Днепра до Смоленска.
Кто шёл с миром и хотел добраться до Киева или до самой Корсуни в целости и сохранности, мог пристать к спокойным берегам этой столицы кривичского союза.
Кривичи были известны своим медленным на ярость нравом, терпением и гостеприимством. Однако прав был киевский конунг Аскольд, когда сказал, что кривичи долго гостей не держат. И когда гости своим пребыванием начинали нести смуту или вынюхивать слабые места, смоляне начинали выживать их.
Делали они это на разный манер. Например, весной, особо на масленичные гуляния, вызывали гостей на потешные бои. И так отхаживали их кулаками, что намёк в намятых боках был очень ясен. А если нет, вызовы продолжались и на следующий день, и через день. И так пока жизнь гостя не становилась сущим кошмаром. Приходили смоляне и к самими кораблям, если гости жили у пристани. И бросали в корабли яйца и помёт, выманивая чужаков. Всё это было вроде как игрищем, и неизменно сопровождалось улыбками, похожими на волчий оскал. Если гость просил оставить его в покое, над ним смеялись и мужики, и бабы.
Таким образом Смоленск знал меру гостеприимства. Отважному купцу давали тут стол и кров, но не более трёх дней. Затем начинались намёки.
Варяги никогда прежде не посылали к Смоленску большой флот, поскольку перенести драккары волоком было непросто, а в летнюю засуху и вовсе невозможно. Обычно они водили тут торговые корабли, два-три борта. И потому местные кривичи не опасались норманнов. Не трогали Смоленск и степняки – боялись залезть в чащу, что стеной стояла вокруг города. Много дней пути по буреломам лишали духа и печенега, и хазарина. Только иногда старейшины союза посылали рати отбивать у хазар дальние сёла кривичей. Смоленск был сердцем кривичского племени, и биение этого сердца слыхали и в Киеве, и в Великом Новгороде.
Дальше Рарог летел крылами парусов над Днепром, и до самого Киева радовался тихому полёту. Разве что тешилась молодая кровь редкими набегами на дрягву и радимичей, которые селились по обе стороны реки. Дрягва – по правый борт, радимичи – по левый.
Но дрягва на то и дрягва, что в трясине сидит. Племя тихое, дикое, шкуры носит, да леса выжигает. А радимичи от Днепра далеко – им любо на Сожь-реке, где изумрудные холмы, и раздолье. Одна беда – от степняков прятаться негде. И потому платят им дань. Чего с них взять господину Великому Новгороду?
Тут ставило свои ладьи и племя северян. Близко к хазарам, но те северю не давили, а учили торговому делу, хотяи брали дань. Слышно было о месте, названном Чернигов, будто много там чернят серебра, и везут на торги до самого Царьграда. Чернигов не был городищем – хазары не давали севери сильно укрепляться. Но говорили, что по веселью и пестроте нет места с ним сравнимого. Черниговские ярмарки созывали народ