Забава у них такая была.
Коровы улеглись на отдых. Они лениво жевали жвачку, изредка чесали головой бока, смотрели по сторонам большими умными глазами, вострили ухо.
– Бабушка, а как это – жевачка у коровы? Она что ли есть у них? Это же неправда.
– Ишо кака́ правда! Конешно, есь. Нажуют траву, отрыгнут и тожно снова жуют – пережёвывают. Это и называцца жвачка, – отозвалась бабушка. – А ты чё думала? Не магазинска эть жевачка у их.
Чуть погодя вдалеке за речкой раздались крики – кто-то отчаянно ругался. Бабушка пробормотала:
– Манька опеть хайло-то дерёт. Санко костерит, нально. Всё ему от иё попадат. Чё хайло-то драть? Отсенокосилися уж поди. Это мы ишо не рабливали, литовку в руки не брали. Дозовись иди попробуй Мишку да Вовку! Хоть помоча́н собирай.
Мишка и Вовка, мамины братья, приходили на любую работу по первому бабушкиному зову – что картошку садить, что сено косить. Это она так ворчала, для порядку.
А потом, смилостивишись, сказала:
– Бежи конфету дам. Лампасейки тебе купила, на, не просыпь токо.
Эти маленькие разноцветные конфетки были без фантиков, назывались заморским словом «Мон- пась-е». Я любила зелёные и жёлтые, они кисленькие были, а красные – очень сладкие, их всегда на потом оставляла.
На болотце рядом с сосной прилетели утки —то было настоящее чудо. Птицы и звери в деревне близко к людям не подходили, хотя и жили рядом. Вода для уток была тёплая, они с удовольствием пу́рхались в ней.
Мы сидели молча, бабушка дремала, но старалась не уснуть, не проглядеть коров. Я собирала цветы и искала землянику, но она ещё только набирала цвет. Безжалостно одолевали мошки, жалили липучие мухи и огромные пауты.
– Мороча́т. Дож будет, мухи-те вон как жалят, – тревожно оглядывая небо, сказала бабушка Дуся. – Надо коров дозо́рить.
И ушла проверять коров, все ли на месте, не забрёл ли кто в неположенное место.
А по небу и вправду пошли тучи, беспомощное солнце тонуло в них, выныривало и уходило обратно в синюю пучину. Над Полвой небо было грозовым, тёмно-синим, а это значило, что туча скоро доберётся сюда.
– Бежи, девка, домой, пока гроза не началася. Я тутака́ с коровами останусь, а ты бежи давай. Гром-от не бойся, он не страшный, ниче тебе не сделат.
– Бабушка, не пойду! Я не успею!
Больше всего на свете я боялась, что со мной, не дай бог, случится история, которую мне бабушка Паша рассказывала.
– Правда ли, нет ли, не знаю, мене Настасья сказывала. Одна женшина летом пошла пасти коров на поле. Тутака гроза стала собирачча. Гром-от загремел, будто колеснича едет – громыхат у Ильи Пророка. Ну она и не подумай вовсе – погнала коров под сосну, котора на пригорушке стояла. А больше ничё и не росло на поле, так, трава да кустики каки-то. Коровы-то чё, ушли. Им эть куды скажешь, туды и идут. Розбрелися оне. А дож уж запокрапывал. Сверкат небо-то. Гром гремит. Пресвята Богородича, пречистая сила,