убивать напрочь из табельного к едреней фене. И преступника нет, и ты молодец. А пуля – она ж дура. Какой с неё спрос? Прострелить ногу и связать потом – дурак сумеет. Лично я дураком смотреться желания не имею.
Гадский был характер у Александра Павловича. Но он был один в большой области, кто лично взял поболе пятьсот убийц без пистолета, лома или сабли, хотя был потомственным уральским казаком. А сколько разной шпаны приволок в милицию! Хулиганов с ножами, разбойников с обрезами, пьяных идиотов с охотничьими ружьями. И никогда, ни разу, даже начальнику своему или жене Зине не описывал в красках задержания. Просто привозил в люльке задержанного и дежурному говорил.
– Новенького оформляй. Убивец. Или, например, грабитель с «гоп-стопа».
– На тебя писать? Как всегда один работал?
Малович кивал и шел к начальству с двумя словами.
– Взял поганца.
Тихонов иногда ездил с ним. Но чаще всего на «готовенького», разве только наручники нацеплял и в люльку укладывал. А в одиночку Шура Малович ловил и троих, да один раз даже целую банду взял из восьми ухарей. Без пистолета. Когда его хвалили на разводах и собраниях, он краснел и отбрехивался.
– Не, ну чего вы!? Ну, получилось нечаянно. Повезло. Каждому может пофартить.
Однако, когда выпивали со старшим братом Борей и с отцом Панькой, язык его иногда развязывался. И он живописно рассказывал, как перехитрил убийцу, опасного как тигр без клетки. Но родственники не млели, по голове не гладили, хотя слушали с интересом и наливали следующий стакан с удовольствием.
– Ладно, Сугробин Константин, – Малович снова сел с убийцей рядом на скамью. – Пишу тебе явку, содействие нам и шепну следаку, чтобы статью тебе нарисовал из серии бытовых разборок на почве личной неприязни. Все шесть убийств на вас не вешаю со Штырём. Только это одно, возле кафе. Одного ты замочил, другого Штырь. Слово офицера. Крепче не бывает.
Убитых вы и раньше знали. В цех часто ходили, пили вместе не раз. Ну, а тут, блин, поссорились в кафе, потом подрались. Пьяные были, ничего толком не помнишь.
Но! Слушай сюда. Эта сказка пройдёт только тогда, когда Штырь будет вот тут сидеть. А ты мне называешь того дядю, который сказал, чтобы экспедиторов порешили. Как его имя, фамилия, где сидит и где живёт. И ещё сдаёшь нам того дядю, который тебя каждый раз с зоны раньше срока вытаскивает.
Костя плюнул на тряпку и попросил.
– Курить дайте.
Малович не курил, а Тихонов дал сигарету и спички. Сугробин молча сосал сигарету минут десять. Потом тихо и тоскливо сказал.
– Штыря берите хоть сейчас. Я его за ворота выведу на «малине», а вы нас двоих вяжете. Он не знает, где я. Думает, что у Ленки, у шмары моей. А насчёт дядек больших дайте сутки подумать. Это надо так прикинуть, чтобы они на меня не подумали. А то трындец и мне, и Штырю. Пойдёт такой расклад?