его зеркалами, создав иллюзию замкнутого пространства.
Искажённые злобой, изъеденные чудовищными страстями ехидные рожи со всех сторон медленно приближались к машине.
Он вгляделся в лица тех, которые были совсем рядом. Они как будто даже и не замечали его, и продолжали гудеть, словно обезумевшая толпа фанатов на стадионе, ждущая зрелища, как наркоман очередной дозы дурманящего зелья.
Гнусавый юноша с кривыми гнилыми зубами, с фурункулами на лице, суетливо бегающий от одной группы людей к другой, кричал срывающимся фальцетом:
– Смотрите, смотрите на своего Бога! Бога – самоубийцу, – и вдруг, подбежав вплотную к машине, прошептал прямо в салон. – Ведь если это – Бог, то ОН наверно знал, что ЕГО казнят! Знал, знал наверно! Знал, да ничего не предпринял, чтобы предотвратить казнь. Значит не хотел предотвращать, сознательно шёл на своё убийство! Так и получается, что сам ОН пошёл на своё убийство, значит сам ОН – самоубийца. Вот так-то…
На месте уличных фонарей возникли столбы, увенчанные колёсами после мучительной казни колесованьем, с останками человеческих тел, покрытых стаями воронов. Некоторые взбирались на эти столбы, чтобы лучше видеть происходящее на Лобном месте, окружённом плотным кольцом людей, алчущих крови и зрелища, обезумевших, утративших свой человеческий облик.
Ему же всё было очень хорошо видно и отсюда: машина стояла прямо в эпицентре событий, напротив Лобного места.
Гул толпы перекрывали размеренные, хлёсткие удары плети…
Плеть полосовала тело Христа…
Тщась остановить экзекуцию, он рванулся из машины, но дьявольская сила управляющая толпой, бросила людской поток к бортам машины, не давая даже приоткрыть дверь. Попробовал опустить стекло – ручка осталась у него в руках.
Плеть полосовала тело Христа…
Он вспоминал Евангелие и шептал, как молитву, отрывки из святого писания:
– И били Его по голове тростью, и плевали на Него и, становясь на колени, кланялись Ему.
Толпа, нёсшая крест, окружила машину. Влезли на капот, ходили по крыше. Гулкие удары раздавались сверху. С каждым ударом крыша заметно прогибалась и, наконец, прорвалась под тяжестью креста, который, проломив руль, воткнулся перед ним. В кровь обдираясь об осколки, Он вырвался наружу сквозь разлетевшееся лобовое стекло, устремился к плети, жаждая заслонить собою Христа, но не добежал, оступился, упал, уткнувшись лицом в землю. С трудом приподнялся и прокричал что есть силы:
– Очнитесь, люди, что вы делаете! Он жизнь вам дал!.. примите Его! примите Его… Остановитесь!..
С неба сошло ослепительное сияние… Всё замерло…
Застыла в воздухе взлетевшая плеть палача,
застыли фигуры палачей и уродов, калек и юродивых,
застыли их лица с гримасами недовольства и удивления,
застыли их разинутые рты,
застыли взгляды их вытаращенных глаз…
Застыло даже вороньё