не бывает. Бывают-бывают, не надо себя обманывать. И он, Дубов, яркое тому подтверждение. Бывший следователь, бывший офицер, бывший муж, бывший отец.
С печальными мыслями он вышел на своей остановке. Парящая в воздухе мокрая водяная пыль превратилась в полноценный дождь. Осенний, холодный, тяжелый и бесконечный, который зарядит на всю ночь, а возможно и на несколько дней. Сутки перевалили за вечер, уверено поползли к ночи, оставляя людям фальшивый свет уличных фонарей.
Дома Дубов первым делом пошел к компьютеру, к рабочему столу, заваленному бумагами, фотографиями и записями. Он просидит за ним до поздней ночи. Будет копаться в файлах, листать блокноты и записные книжки. Отвлекаться на ужин, туалет, музыку и ролики в интернете, чтобы разгрузить голову. Будет отвлекаться на фотографии. Не те, что запечатлели места преступлений, связанные с сектой. И не те, на которых были позорные тайны его теперешних клиентов. Фотографии из папки на компьютере, замаскированные названием «ТиК», Таня и Коля. И там они, все вместе. Вдвоем, втроем и по-отдельности. Самая первая, там одна только Таня. Молодая, маленькая и худенькая, с каштановыми волосами, спадающими на плечи. Стоит на фоне кирпичной стены в легком цветастом платье. Дубов хорошо помнил тот день, ту Таню, то платье, ту улыбку и даже ту стену. Это фото он сделал сам на отцовский пленочный «Кодак», который тот привез в восьмидесятых из командировки в Венгрию.
Они были молоды, Союз еще не развалился, но уже трещал по швам, Дубов только-только начал служить в милиции. Они с Таней приехали в Черноозерск, посмотреть дом, который достался ей от умершей тетки.
Вдвоем они тряслись в душном автобусе из Минска до Полоцка, потом еще битый час пытались узнать, как добраться оттуда до конечного пункта назначения. Дом был кирпичный, низкий, пришибленный к земле, но длинный и узкий, как барак. Внутри была прихожая, кухня и огромная главная комната с полом из потертых крашеных досок. Там пахло сажей и затхлостью, солнечным светом и ушедшим человеческим теплом. Комната казалась бесконечно пустой. Таня говорила, раньше ее разделяли шкафами и перегородками, подробно объясняла, где стояли кровати, где спали дед с бабкой и сама тетка, которая была здесь последней хозяйкой. В день их приезда Дубов увидел там только большую скрипучую кровать на пружинах, стол и стулья в центре и низкий комод у стены. Еще его удивили окна. Огромные, они шли по стенам через каждые полметра. Сам дом стоял на перекрестке в микрорайоне, который местные называли Старым Городом, и поначалу Дубов почувствовал себя неуютно. Он расхаживал по комнате и казалось, что сквозь эти окна на него смотрит весь мир, подглядывает любопытным глазом. Даже сами стены, казалось, становились прозрачными.
– Столько окон, чтобы было светлее, – объяснила потом Таня, – для экономии электричества.
– А мебель где ставили? – спрашивал Дубов.
– Прямо здесь, по центру. Как внутренние стены. Разделяли все на маленькие комнаты.