недоверием покосился на него Подгорбунский, заботливо складывая свои трофеи на заблаговременно расстеленную поперёк узкой лесной тропинки фронтовую газетёнку.
– Что ж… Попробую немного приоткрыть завесу военной тайны… Итак… Наши намерения практически полностью совпадают с твоими личными…
– С этого места, пожалуйста, подробней!
– Командующий корпусом ратует за создание в составе вашей бригады особого разведывательного батальона из самых бесшабашных бойцов… Кому, как не тебе, возглавить одно из его подразделений? – Николай Кириллович хитровато улыбнулся и надолго замолчал, ни на миг не спуская глаз со своего визави, чтобы надлежащим образом оценить его реакцию. – Соответствующее обращение к Верховному мы уже отправили, теперь дожидаемся его реакции.
– Но ведь это, как я понимаю, будет чисто офицерская должность?
– Вот-вот! Вступишь в партию, получишь звание…
– Ну, не знаю… Как меня с такой, мягко говоря, противоречивой биографией могут принять в святая святых, в славный ленинский авангард?
– Не боги горшки обжигают. Я дам рекомендацию, Михаил Ефимович поддержит…
– Значит, доверяете, товарищ бригадный комиссар? – воспрянул духом старший сержант.
– Ещё бы – на все сто. Наш ты. Советский. Настоящий. Про таких говорят: «С ним я бы пошёл в разведку!»
– Согласен. Всё, что связано с риском, это моё. Истинное, родное… Поэтому ещё раз настаиваю на особо дерзкой работёнке – немыслимой, трудновообразимой, сверхрискованной – я потяну, справлюсь; можете не сомневаться. Даю слово.
– Не сомневаюсь.
– Спасибо.
– А что же в теперешнем положении тебя, братец, не устраивает?
– Вы только, пожалуйста, ничего плохого не подумайте. Бронебойщик – тоже хорошо. Однако… С недавних пор я нервно дёргаться начинаю всякий раз, когда упитанных фашистских ублюдков в прицеле вижу! И душевно мучусь из-за того, что достать их всех сразу не получается: руки, как у нас говорят, коротки! Вот если б с тылу зайти и в рукопашный контакт вступить, я бы им показал кузькину мать!
– Да погоди ты… Скоро перейдём в контрнаступление по всем фронтам, и у тебя появится не одна возможность продемонстрировать собственную крутость; показать себя, так сказать, во всей красе. Тогда и поговорим…
– Понял!
Замполит по-хозяйски упаковал завёрнутые в бумагу боровички в совершенно штатскую, явно диссонирующую со свирепым нравом военного времени, авоську, которую он непонятно с какой целью до поры до времени держал в планшете (а, может, знал, что в средней полосе России вот-вот начнётся грибной сезон и втайне готовился к этому «выдающемуся» событию?), и только затем, увлекая за собой Подгорбунского, слегка ошалевшего от неожиданных предложений командования, повернул назад – на позиции истребителей фашистских танков, но внезапно остановился и задумчиво уставился в синее безоблачное небо.
– Что-то я ещё хотел тебе сказать, а что не помню…
– Думайте…