натопленной железной печуркой, с подвешенными к потолку железными трубами («коленами»). Печурку топили хворостом. Кухня слабо освещалась семилинейной керосиновой лампой, висевшей на железном крючке высоко под потолком. После ужина ложились спать – бабушка в кухне на печке («кошачьи горы»), дедушка – на кровати в кухне. Мы ложились спать в горнице, отделённой от кухни капитальной стеной с филёнчатой дверью.
Горница внутри была перегорожена тесовой перегородкой, немного не доходящей до потолка. Образовался зал, боковая комната и прихожая. Отапливалась горница голландской изразцовой печью, стоявшей почти посередине горницы, с тремя медными отдушинами. В горнице тесовые перегородки были оклеены обоями, стены же были голые.
В зале, как и обычно, в то время, в «переднем» углу висели иконы и лампадка. Лампадка, наполненная гарным маслом, зажигалась перед праздниками и в праздники. Под потолком на середине зала была спущена на железном крючке керосиновая десятилинейная лампа «молния», которая зажигалась редко, в особо торжественных случаях. Лампа излучала яркий мягкий свет.
В одном из простенков висело большое зеркало. На тесовых перегородках, оклеенных обоями, были развешены в рамках под стеклом фамильные фотопортреты и похвальные листы об окончании начальной школы братом Ваней, сестрой Мотей и мною (старшая сестра Маня начальную школу не окончила).
В зале горницы было три окна, в боковой комнате и в прихожей также было по окну. В зале под образами стояла тумбочка и длинный дубовый стол, в одном из простенков – шкаф с посудой (шкаф «буфет» был изготовлен отцом с резной токарной художественной работой). На одной из стен зала висели большие настенные часы с гирями, с суточным заводом. Вдоль стен зала были расставлены венские стулья (дюжина), на подоконниках были цветы в банках (герань, «Ванька мокрый» и др.).
В кухне были лавки (скамейки и табуретки). Не в почёте у нас были цари и крупные сановники, их портретов, в отличие от других деревенских домов, у нас не было. В боковой комнате стояли три деревянные кровати.
Большое место для жителей деревни занимал кустарный кожевенный завод нашего деревенского мужика, Матвея Ивановича Бабыкина. Завод был расположен неподалёку от деревни, на берегу протекавшего ключевого ручья, берущего начало в деревне Пешково. Ручей был перегорожен плотиной, и вода самотёком по деревянным желобам текла в сырейный цех, где замачивали кожи, и в красильный цех, где после обдирки шерсти с кож на станковом ноже их красили в чёрный цвет. После просушки и чистки кожи принимали товарный вид.
На заводе не было никаких механизмов, всё делалось вручную. Производственные цеха освещались керосиновыми лампами. Сырейный и красильный цеха напоминали копию ада: мокро, грязно, вонь неимоверная. Грязная, тухлая вода из цехов вытекала в нашу речушку Безуменку, а затем попадала в речку Лопасню. Наш «нижний» луг был загажен. Сено,