день, хотя и отвлекая мозг разными бестолковыми делами, я раздумывал, как мне поступить с письмом моей мамочки, пытаясь решить, отвечать на него или нет. Если и отвечать, то что писать? Четыре страницы ее текста не сводились ровно ни к чему, кроме как, в конечном счете, восхвалению себя же, хотя и прикрытому каким-то сожалением. Ясно также, что отношения наши таковы, что никакие разговоры, а тем более письма повлиять на них каким-то образом не смогут. В то же время мне хотелось что-то ответить, и скорее не чувство сына к матери вызывало это желание, а стремление удовлетворить собственное эго. Здесь, как говорят, яблочко от яблоньки, хотя я терпеть не могу поговорки.
В таких примерно раздумьях я находился, когда Маша обнаружила эти фотографии моих прежних подружек и с интересом их рассматривала. Я пытался ей сказать, что, может быть, не стоит этого делать и, наверное, мне лучше вообще их удалить, но она возразила, что ни в коем случае не нужно, она намерена как следует изучить «всех этих баб», как она выразилась. Вряд ли я ожидал бы такой реакции от кого-либо, и даже вряд ли поверил бы, что такая реакция вообще может быть, и теперь смотрел на это как на явление, плохо мне понятное: она определяла слабые и сильные стороны каждой, выдавая комментарии вроде «хорошая задница», «неужели такие сиськи тебе могли нравиться?», «соблазнительные губы». Я спросил: может, она хочет устроить как-нибудь вечер втроем, чтобы она смогла не только на фотографиях, но и на деле оценить качества и способности женщины, которая согласилась бы поучаствовать в этом с нами? На это она ответила, что, возможно, когда-нибудь так и будет. На мой вопрос, есть ли у нее подобный опыт, она ответила: нет. Я подумал, что она врет, и спросил, был ли у нее опыт с двумя парнями одновременно. Она и на это сказала: нет. Я снова подумал, что она врет.
Она пожелала, чтобы я начал фотографировать ее как можно скорее, но мне не сильно-то хотелось делать это сейчас. Во-первых, мысль о письме не давала мне покоя, а во-вторых, теперь меня начал несколько беспокоить тот факт, что Маша, может быть, имела дело с двумя сразу. Это было бы отвратительно, и если разум мой знал, как пережить то, что был один за раз, то как осознать, что было два, – не знал, потому как столкнулся с таким впервые. Может быть, конечно, я все это надумал, но остановиться уже не мог, и мозг мой занимался тем, что искусно и методично терзал себя этим вопросом.
Короче говоря, все это страшно отвлекало меня и не позволяло подойти в тот день к Машиному предложению серьезно, и мы договорились на завтра. Я сказал, что поснимаю ее на фотоаппарат, и это будет гораздо лучше, чем на телефон, и она, видимо предвкушая, что затмит своими прелестями всех моих предыдущих подружек, согласилась перенести съемку на один день.
Тем временем я начал писать ответ.
«Прочитав твое послание, я не был ни удивлен, ни польщен, ни тронут. И хотя детям по воле самой природы положено тянуться к матерям, какими бы те ни были, плохими или хорошими, особенности нашей жизни не позволяют мне ощущать