сиди смирно, пока я выучу уроки. Не будешь мне мешать – возьму тебя на Чистые Пруды. Все, сиди!
Попасть на Чистые Пруды – мечта любого малыша. Да еще без мамы. Пока Нина будет бегать с подружками, можно солидно копаться в песочнице. А еще, может быть, дадут полизать мороженое: «Только маме не говори, а то достанется нам обоим». И Герка сидит терпеливо, пока Нина учит уроки. Она учит уроки «на слух».
Что у нас по истории? А, про Марию Стюарт. Мария Стюарт бежала… бежала… а куда же она бежала? – Нина заглядывает в учебник. – А, понятно.
– Ниночка, она бежала и бежала. А потом прибежала?
– Кто прибежала?
– Ну, эта… Мария.
– Прибежала, прибежала.
– А куда она прибежала?
– В Шотландию она прибежала, отстань. Нам еще географию нужно выучить. Так. Про столицы. Лондон, Париж – это понятно. Теперь Пекин. А где он находится этот Пекин? – Нина роется в учебнике. – А, в Северном Китае. Запомни, Додька: в Северном Китае. Ну, все, пошли на Чистые Пруды.
Вечером, когда уже пора ложиться спать, Герка вспоминает:
– Нина, а ты мне велела запомнить.
– Что я тебе велела запомнить?
– Всеверномкитае.
Потом это станет их игрой на всю жизнь. Они уже будут взрослыми, будут жить в разных городах, но при встрече Нина каждый раз будет спрашивать: «А что я тебе велела запомнить?» – и Гера будет с готовностью отвечать: «Всеверномкитае!»
А сейчас они торжествуют. Нина сдала все экзамены за седьмой класс, и совсем скоро они поедут на дачу в Белые Столбы. Это дивное название – БЕлые СтолБЫ – словно БИло в раскачку звонкий колокол мечты. И там БЫло все: БЕздонное опрокинутое неБО, БЕзмятежное лето, ленивая речка с БЕрегами, поросшими радостным белоголовым поповником, трава, с непривычки остро щекотавшая БОсые ноги, тихий сумрак леса, шумная орава друзей. И еще там жил добрый дядя Миша, бородатый, пахнувший медом и лошадью, чудесно, по-театральному, круто окающий.
Вот уже третий год они на лето снимали дачу у дяди Миши в небольшой деревне в трех километрах от станции электрички, спасались от раскаленной каменной Москвы. Сима брала отпуск на все лето. Директор гастронома морщился, но подписывал – трое детей! Но каждый раз предупреждал: не обижайтесь, если на Ваше место найдем. Но не находили, кассиров не хватало.
Дядимишина семья переселялась в левую половину большого бревенчатого дома, а правую целиком отдавали им. Дядя Миша до революции был зажиточным, держал трех лошадей и пять коров, пахал и сеял, имел пасеку, возил в Москву молоко и мед. Вступать в колхоз категорически отказался. Ему грозили, забрали всю скотину, пашню. Забрали и пасеку, но через год она, бесхозная, пришла в такое состояние, что председатель, непутевый сын дядимишиных соседей, пришел к нему сам, долго мял картуз, попросил: «Дядь Миш, ты это… Пасеку обратно возьми, будешь сдавать излишки меда в колхоз, а то пропадет она совсем».
Дядя Миша хотел было сказать ему все, что думал, да махнул рукой. Не тронули дядю Мишу, не сослали в Сибирь, очень уважали его в деревне за независимость и твердый нрав. Спустя время обзавелся