Под этими личинами скрывались обычные волхвы, но в эту ночь они принимали другой облик, становились символами четырех назначений Тишины – четырех чародеев-основателей и четырех высших стихий. Маски плясали среди остальных, вокруг них образовались хороводы. Одна маска была мордой рыси, на другой сверху крепились оленьи рога, следующая делилась на две части – с одной стороны морда волка, а с другой – лисицы. Последняя маска изображала бабочку.
С их появлением крики и песни зазвучали еще громче, еще праздничнее и восторженнее. Маски кружились вместе с избранными, разливали красную жидкость с запахом переспелых ягод и подначивали народ танцевать больше и больше.
Подхватив с собой Ария, Агния побежала в тот хоровод, где рядом с маской-бабочкой танцевал Дион. Кружок мигом наполнился звоном ее смеха.
– Ева, – Федор аккуратно коснулся плеча девочки. Было видно – Ева совсем не разделяет всеобщего настроения. Нечто странное мешалось в ней.
– Федор, скажи, Дион больше не вернется к нам?
Голос Евы звучал по-особенному резко и срывался от обиды – всхлипывающие нотки прорывали всегда спокойный лад, а глаза наполнялись слезами. В это мгновение Федору стало жалко ее даже больше, чем себя. Было невыносимо смотреть на нее – всегда добрую, мягкую и теплую – с покрасневшими глазами и жалостливо опущенными вниз уголками губ. Лишь Ева разделяла то замешательство, от которого обоим им было стыдно, однако от которого никак не получалось избавиться. Они слишком понимали судьбу Диона, чтобы позволить ему попрощаться с жизнью, едва познав ее красоту.
– Большая ошибка энто, – начал быстро лепетать ей Федор, стараясь перекричать пения вокруг. – Не может быть, чтобы избрали его. Должны были избрать кого-нибудь, токмо не его… и не тебя, и не Агнию, и даже не Ария. Не могли они просто так взять и избра-ать его!
Федор не мог объяснить себе это расстройство. Он никогда не оставлял уверенности в том, что невозможно такое обстоятельство, чтобы кто-то посмел разлучить их маленький кружок. Ему казалось, словно все вокруг сознают и должны сознавать, что просто нельзя разлучать их.
С одной стороны, здесь обязана присутствовать радость за брата, ведь это такая честь – быть избранным в день искупления! Однако внутренний бес не переставал шептать о том, что все это ошибка и всего этого не должно случиться. И как Дион сам этого не понимает? В один миг все танцы, обряды, песни, все вокруг перестало иметь всякий смысл и всякую радость – счастливые улыбки стали казаться насмешливыми, злыми, сверкающие глаза и лица стали гореть жутким пламенем, и все вокруг кричало: «Это не то, так не должно быть, теперь ты один, один!» И все вокруг смеялось, кружилось в страстной круговерти и не останавливалось ни на мгновение: «Теперь ты один, один!» Федор ужасно не хотел остаться в одиночестве, и главный страх – потеря брата – предстал перед ним в личине огромного чудовища, необратимого назначения, против которого он, маленькая частица, не может сделать ничего. Жизнь без Диона не представлялась совсем, и паника вмиг охватила