прятала фонарик под матрасом и читала под одеялом после того, как меня укладывали спать. Я росла одной из тех противных девчонок, которые хотят быть мальчишками. В семь лет я коротко остригла волосы и отказывалась их отращивать, пока не пошла в среднюю школу.
Макс улыбнулся и взглядом скользнул от моих глаз к лицу, пытливо изучая его, словно картину в галерее.
– Что? – смутилась я, чувствуя покалывание на щеках: видимо, волнение сделало меня чересчур разговорчивой.
– Ничего, – сказал он. – Представил тебя семилетнюю с короткими волосами и книгой при свете фонарика – как тут не улыбнуться.
К коленям подкатила слабость.
– Не хочешь пройтись? – спросила я чересчур официально и натянуто.
Разговаривая, мы шли бок о бок к Парламентскому холму, я старалась поспевать за его размашистым шагом и не задохнуться. Привычка выработалась у меня благодаря Кэтрин: она была рослой уже в подростковом возрасте и всегда с гордостью показывала на своем айфоне, на сколько меньше сделала шагов на нашей совместной прогулке (всех высоких людей отличает самодовольство, отдают они себе в этом отчет или нет). Пешая прогулка позволяла мне украдкой наблюдать за Максом, исправляя неточности, допущенные в мысленном наброске. Также выручала необходимость ориентироваться на местности и смотреть под ноги, поскольку свидание при свете дня увеличивало риск неловких происшествий. Кто-нибудь из нас мог споткнуться о корягу, или стать мишенью для пролетающего голубя, или привлечь любвеобильного лабрадудля, отпущенного с поводка. Каждая из этих возможностей заставляла меня нервничать.
Поднимаясь по Парламентскому холму, мы говорили о городе. Я поведала Максу свои немногие воспоминания о детстве в Майл-Энде: о пальмах в три моих роста на воскресном рынке вдоль Коламбия-роуд; о пабе, где отец любил читать газету, а мне дозволялось запивать картошку фри маленькими глоточками его пива; и как меня учили кататься на велосипеде по площади возле нашего дома. Макс рассказал о том, как переехал сюда в двадцать с небольшим и какое испытал замешательство. Как представлял, что будет жить в квартире над китайским ресторанчиком в Сохо или над книжным магазином в Блумсбери. Как с удивлением обнаружил, что на зарплату молодого специалиста мог позволить себе только комнатушку со спичечный коробок в доме на шестерых в Кэмберуэлле. Пока он рассказывал о бытовых странностях незнакомцев, ставших его соседями, я все представляла, как выглядел Макс в двадцать три года, когда приехал в Лондон: свежий и румяный, словно сомерсетское яблочко, с коробками вещей и свернутым в рюкзаке плакатом «Red Hot Chili Peppers».
Дойдя до вершины холма, откуда открывался вид на нервную систему центрального Лондона, мы уселись на скамейку. Нас окружали группки студентов, которые пили из жестяных банок и демонстративно галдели, подобно всем студентам в парках. Было также несколько влюбленных парочек, чье