посёлке!
– К Серову? – взлетевшие брови наморщили лоб друга. А и правда! Как он сам не сообразил.
– Ты говорил, что он ищет помощника, – продолжала раскручивать загоревшуюся мысль идейная вдохновительница. – Заодно и подучит чему-нибудь. Поможет подготовиться к поступлению на будущий год.
Артём взглянул на приятеля, у которого уже в глазах вспыхнул интерес. Его согласия можно было бы и не спрашивать, оно было написано на лице, но не мешало расставить все точки над i.
– Ты как? Не против?
– Я только за! – обрадовался найденному выходу отчаявшийся Николай. И тут же спохватился: – А вдруг не возьмёт?
– Раньше брал, – Артём снял со стола руки, чтобы не мешать Инне собирать посуду. Пора было идти на автобусную остановку. – Покажешь ему свои рисунки. Через год, кстати, его подмастерья поступали в училище. Он гордится своими учениками, и они его не забывают. Своей семьи у него нет, но её заменяет круг соратников. Вобщем так, если согласен, беги за вещичками. У нас до отъезда осталось двадцать минут.
– Мой рюкзак на крылечке, – ухмыльнулся предусмотрительный протеже. – Это вы со своими подсуетитесь. А я хоть сейчас готов.
К автобусной станции шли центральной улицей, асфальтированной. Широкая, она позволяла идти не друг за другом, а рядом, нога в ногу. Хвостом за ними растянулась свора разнокалиберных шавок (и откуда столько набежалось!), провожая многоголосым лаем. Со скуки и от безделья они без устали драли глотки, стараясь перетявкать своих лохматых конкурентов. Им басовито вторили цепные псы из-за заборов. Так что торжественное прощание с музыкальным сопровождением было организовано на высшем уровне. Ещё круче, чем скрипучая дверь избушки. Местный уроженец не обращал на них внимания (если не считать замечания в самом начале: «Почётный эскорт! Ишь как расстарались!»), ибо его распирали вопросы, которыми он осыпал Артёма без остановки: а он в какой манере пишет? а выставки картин устраивает? а чем ему надо помогать? – и всё в этом роде. Ответы приятеля ясности не вносили: откуда мне знать; сам спросишь; на месте сориентируешься – другой бы приуныл и отстал, но загоревшийся перспективой художник бурлил эйфорией, не замечая досады друга. А вот Инну брехучая стая явно тревожила, она вцепилась в Стаськин локоть и поминутно оглядывалась. Никто этого не замечал, она ведь не жаловалась. Только Артём как-то невзначай замедлил шаг и перетянул Николая во второй ряд, отгородив девушек от собак.
– Здрасьте, тёть Шур.
Вдоль обочины шла давешняя женщина, держа за руку девочку лет пяти. Увидев чудесным образом преобразившегося соседа, она остановилась с открытым ртом, не веря своим глазам. Но быстро взяла себя в руки, видимо, приписав чудо перевоплощения своим воспитательным талантам:
– Доброго здоровьечка, Николай Ляксандрович.
Стаська прыснула в кулак и долго потом оглядывалась на блюстительницу традиций и нравственности.