длинные золотистые пряди, выбивающиеся из любой прически, тонкая прямая спина, осанка, которой не все особы королевской крови могли бы похвастаться. Белая кожа, словно ни разу не тронутая солнцем, знавшая только влажную тень леса да мягкие прикосновения тумана.
А потом она обернулась, и узнавание разлетелось в мелкое крошево, словно чаша из тончайшего хрусталя.
У Элеанор ясные голубые глаза, как у Маргарет. У Элеанор полные мягкие губы, как у Маргарет. У Элеанор луком изогнутые брови, как у Маргарет.
Но она не Маргарет.
Ибо у моей сестры никогда не было такого недоброго и надменного выражения лица. И единственного взгляда мне хватило, чтобы вспомнить все злые и грязные сплетни о прекрасной невесте королевича, вспомнить – и безоговорочно поверить им.
– Приветствую, Элеанор. – Рэндалл даже ждать не стал, когда девица вспомнит об этикете и склонится перед ним. Под искусной улыбкой сытого хищника он прятал гнев и брезгливость. И мне стоило поучиться у него скрывать свои чувства. – Позволь представить тебе леди Джанет, твою первую придворную даму и – в скором времени – родственницу.
Элеанор не соизволила встать, так и сидела в пол-оборота, и причудливый танец теней скрывал ее лицо, только глаза блестели, отражая огоньки свечей.
– Разве я не могу сама выбрать себе придворных дам? – наконец произнесла она, даже не пряча капризные и недовольные нотки в высоком голосе. – А вдруг мне эта не понравится?
– Тогда тебе придется смириться. – В широкой улыбке Рэндалла блеснули зубы, но я не сомневалась – с большим удовольствием он впился бы ими в тонкую шейку Элеанор. – Леди Джанет здесь не для того, чтобы тебе нравиться, а чтобы обучать тебя. Чтобы не стыдно было тебя людям показать.
Королевич снова одарил Элеанор улыбкой сытого хищника и вышел, растворился в темноте коридора до того, как девица оправилась от возмущения.
Только рядом с королевичем Элеанор казалась слабой и беззащитной, святой ланью рядом с волком. Оставшись с ней наедине, с внезапной ясностью я осознала, что заперта вместе с крысой, а не ланью.
А крысы в иных случаях бывают гораздо опаснее волков.
Обуздав свою гордость, забыв о чести своей и величии предков, я склонилась перед безродной девчонкой. О, как я в этот момент понимала ярость Рэндалла! Вежливо расшаркиваться с той, которая несколько месяцев назад драила котлы и пасла свиней, которая лишь по капризу, по глупости брата стала равной ему, наследнику! Но Рэндалл мог смирить свою злость ради Гленна, я же – видя, что не глупость, не любовь, а тайные темные чары всему виной, – не желала себя смирять.
Но там, где наследник под щитом улыбки мог бросать безукоризненно вежливые оскорбления, я была вынуждена улыбаться, опустив глаза и прикусив кончик языка, глотая злые слова.
«Ты сама виновата, – твердила я себе, все сильнее и сильнее стискивая холодное кольцо, – ты сама виновата».
Элеанор долго и подозрительно молча меня разглядывала, не понимая, подсунули ей жертву на убой или же надзирателя. И