душу, словно яд, и как однажды ей придется выводить этот яд из своего сердца. Но я остался на месте.
Мой взгляд метнулся к толпе, окружившей меня и Монику.
– Займитесь делом или проваливайте, – прошипел я, глядя на людей.
Они поспешили вернуться к вечеринке, оставив меня и Монику наедине.
– Ты мне противен, – пробормотала она, стоя на высоких каблуках, которые, вероятно, убивали ее ноги. – Ты ничего не стоишь. Знаешь, что? Ты абсолютно ничтожен.
Я вздрогнул.
– Ты пьяна.
– Это вечеринка – тут все пьяны… кроме тебя и Маленькой Мисс Совершенство, – усмехнулась она.
Вот и она, та самая очаровательная Моника, которую я знаю.
– Бьюсь об заклад, эта зануда трахается под заглавную песню из «Соседство мистера Роджерса»[16].
Я почти ее не слушал. Как правило, я пропускал мимо ушей ее комментарии, потому что многое знал о ее жизни. Я знал, какой беспорядок там творится. Видел все ее мятые страницы и погнутые уголки. Некоторые главы ее книги были вырваны, чтобы скрыть от окружающих самые темные части ее личности, и я был единственным, кому было позволено их прочитать. Если бы ей понадобилась боксерская груша, я бы с легкостью выдержал ее удары, но это не означало, что на мне совсем не оставалось синяков и ссадин.
– Пожалуй, тебе пора домой, – предложил я.
– Я все равно планировала уйти. Твоя вечеринка удалась, – сказала она, перебрасывая волосы через плечо. – Не забудь искупаться в бассейне, Лэндон, в честь твоего дяди, – пробормотала она, уходя.
Зачем ей это делать?
Зачем ей говорить такие вещи? Чтобы меня позлить? Чтобы причинить мне боль? Чтобы знать, что страдает кто-то, кроме нее самой?
Я стоял там, застыв на месте и думая о Лансе. Мысли о нем водопадом хлынули в мое сознание. Я не мог дышать, а люди вокруг меня толкались, тусовались, пили, не замечая охватившей меня панической атаки, не замечая боли, пожаром разгоревшейся в моей душе.
Я хотел утонуть.
Я так хотел утонуть той ночью. В водке. В виски. В текиле. В слезах.
Я посмотрел налево и обнаружил смотрящую на меня пару глаз. Пока все остальные смотрели сквозь меня, эти глаза изучали меня так, словно я был лабораторной мышью. Пара красивых, грустных глаз пронзала мою душу насквозь. Шей была единственной, кто удосужилась посмотреть в мою сторону, и она делала то же, что делала в шкафу. Она читала меня, копаясь в глубинах моей души и без спроса исследуя мои страницы.
Прекрати, Шей.
Я заставил себя пошевелиться и протиснулся мимо нее, задев ее за плечо.
– Если ты не собираешься у меня отсосать, то перестань пялиться на меня, солнышко, – выдохнул я.
– Не зови меня солнышком, – сказала она.
Тогда перестань быть такой чертовски яркой.
Я не знал, во сколько все ушли, но, судя по всему, Грейсон разогнал их где-то после часа ночи. Когда разгромленный дом наконец опустел, я направился к бассейну. Он был окружен стеклянными стенами, что позволяло наслаждаться природой, плавая в нем холодными