зато колготки не порваны. А носки с туфлями только позорники носят.
И глаза. С битым зеленым стеклом внутри. Ещё говорят – бутылочного цвета. Этот взгляд из зеркала пялился Маше в душу. Бесцеремонно, по-хозяйски уставился точно туда, где прятались школьные воспоминания. Туда, куда Маша не пускала даже саму себя, маскируя, перекрывала другими. Через эти зелёные битые стёкла память зашевелилась, принялась разматывать моток колючей проволоки.
Маша зажмурилась. Провела рукой по светлым пушистым волосам – нет никакого хвоста. Дотронулась тонкими пальцами до древней коричневой, облупившейся по краям амальгамы – зеркало. Старое, искажающее, с некрасивой трещиной, но это обычное зеркало. А когда вновь открыла глаза – увидела его.
Как понять, где внутри человека находится сердце? Когда оно начнет вырываться наружу. Как осознать важность устойчивых крепких ног? Когда ты перестанешь их чувствовать.
Олег Мизгирёв возвышался за Машиной спиной и улыбался её отражению. Он был такой же, как тогда. Как всегда: уверенный, спокойный, очень надёжный. Только лысый.
– Мизгирёв, ты лысый, – нужно было что-то сказать, сердечная пульсация оглушала.
– А ты, Машенция, – просто красавица!
– А ещё – «Умница и талантище». Я помню, Олег. – Маша повернулась к нему лицом, – только всё это очень субъективно. Ты уже видел наших?
– Меня за тобой послали. Говорят: без Петровой и начинать не будем! Идём? – Олег протянул широкую ладонь.
– Не смеши меня. С каких это пор кто-то осмеливается послать Олега Мизгирёва?
– Только когда дело касается Марии… – он замялся.
– Петровой. Марии Петровой. Не взяла фамилию мужа, – Маша на мгновение смешалась, и торопливо добавила – бывшего мужа… – она коротко хлопнула Олега по руке: «Зачем сказала, дура, кто тебя за язык тянул? Ну ему-то что за дело?» – Бежим! Там уже музыка заиграла! – Она прошмыгнула мимо Олега, стараясь не коснуться его, не дышать, не смотреть, не чувствовать. Не помнить. Ничего не помнить.
Но сразу вспомнила всё.
ЛЕТО 1994
После окончания десятого класса народ рванул на каникулы, как в последний раз. Да это и был тот самый последний раз. Следующим летом – экзамены, выпускной, снова экзамены и неизвестная желанная взрослая жизнь. А пока – свобода и никакой ответственности.
Открытая на все лето дискотечная клетка в парке стала сосредоточением молодежной жизни города. Все ходили на пляски. Парни высматривали девиц снаружи, а девчонки с удовольствием танцевали внутри. По пятницам и воскресеньям Петрова с Владимировой ошивались за оградой и пялились на танцующих, а в субботу, когда народу побольше, покупали в кассе-будочке серые ворсистые билетики. И теперь уже те несчастные, кто остался за решетчатым, выкрашенным голубой краской, бортом корабля удовольствий, наблюдали за их бесшабашными плясками.
В ту теплую июньскую субботу Маша Петрова нацепила короткую джинсовую юбку и любимую майку. Но