и когда мне исполнился год, ушел из семьи. Я не виню его, не держу на него зла. Так меня научила мама. Любить людей. Не осуждать их. Давать им шанс. Обида отравляет самого обиженного.
Денег было немного, мама постоянно работала и старалась обеспечивать нас, но денег хватало лишь на самое элементарное. Тем более на дворе стояли непростые для всей страны голодные 90-е годы, когда нормы приличия и морали скорее мешали зарабатывать деньги, чем помогали. Так моя мама пропадала на работе, взваливала на себя дополнительные задания, если это сулило ей прибавку к основному заработку. Дома старшая сестра Света давала мне ласку, которую я недополучала от мамы ввиду ее загруженности. Света даже шила мне наряды, рассказывала забавные истории, которые интересовали девочек, и учила меня готовить. Помню, как она часто пела мне детскую песенку «Розовый слон».
Старший брат Андрей и вовсе заменил мне отца. Именно он ездил со мной по больницам, всегда сопровождал по дороге из Нижнекамска в Казань и даже собственноручно построил мне дома тренажер для развития ноги. Воспоминания о том, как мне приходилось разрабатывать больную ножку – одни из самых тяжелых. Это было ужасно. Я плакала, стонала от боли, с трудом выполняя упражнения.
Забегая вперед, успокою читателей. Сейчас никто не замечает мою особенную ногу, я ступаю легко и красиво. Но в детстве это очень сильно бросалось в глаза, что доставляло мне проблемы в общении со сверстниками. Недопонимание возникло еще в самом юном возрасте, в детском саду. Тогда мне приходилось подолгу ходить в гипсе, чтобы кости ноги, срастаясь, принимали правильную форму. Гипс был наложен до колена, и я не могла ни активно бегать, ни прыгать, как остальные дети. Часто мне приходилось влачить за собой больную ножку. Дети откровенно смеялись, ставили мне подножки, обзывали инвалидом и даже уродкой. Мало приятного, согласитесь? Буллинг во всей красе. Об этом факте биографии вспоминать непросто и сейчас. А пяти, шестилетней мне выслушивать такое было невыносимо больно.
Тогда на помощь ко мне приходила моя безмерно мудрая мамочка. Дома я, вытирая слезки маленькими ладошками, пересказывала все злоключения дня. Мама спокойно слушала, не подавая вид. Хотя… Кто знает? Скорее всего, ее сердце в такие моменты сжималось от несправедливости и болело за дочь. Но пойти в сад, а позже в школу, чтобы заступиться за меня – это было не в ее принципах. Я четко помню, что мама никогда меня не жалела. Не жалели и брат с сестрой. Со мной никто не «сюсюкался» в виду моего особенного положения. Для моей семьи я всегда была нормальной. Я всегда была здоровой. И это было лучшее, что они могли мне дать. Я хорошо помню, как после очередных душевных излияний мама обняла меня, затем подвела к зеркалу и мягко проговорила:
– Посмотри на себя, Яна. Что ты видишь?
Первый мой взгляд обычно падал на зеркало исподлобья. Что я могла там увидеть? Очевидно, что расстроенную девочку с красными