за цитаделью. Принц Саданкаш послал…
Ноконзок перебил посыльного:
– Понял! Иди! Я следом.
Пары веселья развеялись вместе с любовным туманом. Уша с тревогой вглядывалась в лицо мужа, пытаясь поймать его взгляд. Он не смотрел на нее. Знал, что не одобряет его решения идти на войну. Хоть и не говорили они об этом, да разве от хитрой лисички что-то скроешь?! Давно догадалась!
– Будь тоже готова, – он бросил на нее быстрый взгляд. – Может пир устроить, тогда всех позовет. Агизилес уже там, наверное.
Имя сына возымело действие. Взгляд Уши потеплел: не один он там будет, с сыном!
Слуга подал пояс, помог затянуть потуже, прикрепил меч. Ноконзок одернул полы ачкана. Расшитые от плеч полосы на нем распрямились, открывая всю красоту витиеватого узора. На шее Ноконзока поблескивало серебром массивное ожерелье из шариков. По центру между ними матово сияли крупные бусины красного агата. Царя надлежит встречать как положено – соответственно статусу!
С заднего двора слуги привели любимого коня военачальника. Быстроногий аргамак в ожидании бил копытом. Его шерсть отливала красным сердоликом – в масть с волосами хозяина!
Поднявшись в седло, Ноконзок поднял руку. Жена ответила благословляющим жестом: не на войну еще, но так тревожно в груди…
Как только ворота за мужем закрылись, Уша побежала к себе подбирать наряд. Не сегодня так завтра – все равно понадобится!
Небесные чаши излили всю влагу. Последние капли выпали из них и, сталкиваясь друг с другом, разлетелись мириадами брызг, не все из которых долетели до земли. Запах божественной свежести окутал Срединный мир. В небе вновь зажглись мерцающие светильники, и даже сонный Мао приоткрыл единственный глаз.
Земля вокруг Города Ветров настолько пропиталась влагой, что чавкала под копытами коней, будто те идут не по проторенным веками дорогам, а по болоту. Если бы не воины с факелами, которых Саданкаш заранее отправил подготовить место для лагеря, то в ночной мгле войску Куджулы непросто было бы разместиться.
Оставив лагерь на попечение Буцзю, царь в сопровождении трех приближенных направился в город. В свете факелов он парил в ночи туманными очертаниями зубчатых стен и едва проступающими за ними дворцовыми постройками. Вода в канале, обтекающем стены цитадели, поднялась вровень с берегами. Куджула ощущал себя частью природы – деревом, опустившим ветви под тяжестью влаги. Она стекала с его бороды; пропитала шапку, плащ; даже грива коня будто стекла к ногам черными прядями.
Остановившись перед ступенями входа во дворец, Куджула сначала скинул плащ, затем слез с коня. Наверху, в проеме распахнутых дверей, толпились придворные. Саданкаш вышел навстречу.
– Заждались уже, – устало улыбаясь, сын распахнул объятья.
Куджула похлопал его по плечам.
– Мокрый я, прикажи подать сухую одежду, потом