отползла в сторону.
– Ты чудовище, – выдавила девушка.
Рена сдержала дрожь. Мать всегда учила быть сдержанной: не смеяться, не отвлекаться, не кричать, даже голоса не повышать – знать так не ведет себя. И девочка внимательно слушала ее, но никак не могла понять смысла всего этого. Понимание пришло только с годами, а вместе с ним – умение. Но что сдерживай, что не сдерживай – слова правда умели делать больно и были хуже, чем любые таблетки, чем жестокие процедуры, чем наглые ощупывания врачей.
Когда Найдер выпрямлялся и поднимал окровавленную трость, ему говорили эти слова. Когда Раз с равнодушным лицом опускал нож или револьвер, он тоже слышал вслед эти слова. А ей они были сказаны впервые.
И, наверное, правильно.
– Да, – Рена не стала спорить. – Но чем быстрее ты все мне скажешь, тем выше шанс, что зрение больше не исчезнет.
Мика поднялась, держась за стену, и начала рассказывать – нет, даже скорее выплевывать слова с ненавистью и презрением.
– Дана Адвана выгнали, когда заподозрили в изучении магии. Я однажды подслушала один разговор. Он сказал, что его брат владел магией. Вот он, видимо, и изучал ее! Дана Адвана отчислили в восемнадцать, на четвертом курсе. Всего год оставался до выпуска! И вот почти на три года он исчез. Никто так и не знает, где он был, точно не в Кионе. А потом вернулся, но что может ученый, которого отчислили и выгнали из гильдии? Говорят, он шел на все, чтобы найти себе покровителей, которые могли профинансировать его исследования. Ему помогали и дана Гершвал – та, вдова нортийского генерала, слышала? И дан Китубан, из торговцев, и дан Егорис, который возглавлял канцелярию… Ну ты понимаешь, что это были за покровители.
Рена покачала головой – то ли удивленно, то ли осуждающе, то ли растерянно.
Лаэрт Адван. Впервые она услышала его имя еще там, в больнице, от Раза. В его голосе мешались ненависть, обида и растерянность – наверное, тогда он сам не знал, чего хотел больше: мести, правды или просто забвения. Затем на три года это имя осталось в прошлом. Оно слышалось на улицах, но от Раза – никогда. До вчерашнего дня, когда его голос зазвучал с неприкрытой ненавистью, глаза заблестели, а руки стали сжиматься в кулаки.
Лаэрт Адван. Раз вспоминал его как фанатика-ученого, который ради эксперимента смог пожертвовать сначала здоровьем брата, затем, видимо, испугавшись последствий, его свободой. Среди кионцев имя Лаэрта произносили с уважением и связывали с самыми разными открытиями: от средств, поддерживающих красоту, до лекарств, способных победить самые ужасные болезни. Он был одновременно химиком, ботаником, врачом – самим магом, как шутили в городе.
А что оказалось правдой? Безумный ученый – вот первый факт. Предатель и трус – вот второй. Лицемер и подонок – вот и третий.
Хотя Феб говорил, что у истории всегда две стороны. Но он просто не знал этой – в ней все было однозначно.
– Что, не понимаешь? – на лице Мики появилась насмешливая улыбка, казалось, она уже забыла о недавнем страхе и бессилии. – Ну слышала же, что на сцену театра попадают