сальные волосы, мешковатая одежда, под левым глазом у него был то ли синяк, то ли огромная уродливая родинка. У него имелся ярко выраженный ливерпульский акцент, из-за чего слушатели с трудом могли разобрать, что он говорил. А говорил он о том, как полжизни просуществовал на пособия и как ему не удалось найти работу «из-за гребаных поляков» (в зале послышался неодобрительный ропот). Тогда мужчина стал собирать у автобусной остановки вечерние газеты и продавать их на улице. Ему удалось продать всего пару копий, «пока какие-то пидарасы (а-ах!) не настучали на него в полицию»; теперь пособия получают только жена и двое детей.
Слушатели принялись осуждать бедолагу. Говорили, что неплохо бы воспитать в себе хоть капельку толерантности и что обманывать прохожих не очень-то хорошо. Отдельно отчитали за гомофобию. Выступавшая до него девушка спросила: мол, не стыдно ли мужчине разбазаривать семейное пособие? Он ответил, что у него нет выбора, но слушать его никто не хотел.
После собрания гости устроили вечеринку. Открыли просекко. Какой-то остряк назначил библиотекаря ответственным за музыку. Когда его спросили, «what the actual fuck», он призвал не ущемлять Джимми из-за глухоты.
На лестничной площадке стояла тишина. На потолке горела одинокая лампа. Ее слабого света едва хватало, чтобы разглядеть ступени. Внезапно открылась дверь квартиры, в которой жила проститутка. Оттуда вышел обруганный социалистами безработный. Девушка сказала, что либо он платит вперед, либо она вызовет полицию.
– Focking ell, – сказал он и помчался вниз, матеря проститутку, социалистов и все на свете.
– Did you find the library?
– Yes, – ответил я.
– Got a fag?[46]
Я достал из заднего кармана мятую пачку. Она трогательно улыбнулась, что я интерпретировал как спасибо, и попросила зажигалку. Я тоже закурил. Какое-то время простояли молча.
– 150, two hours, sex plus blowjob[47], – сказала она вдруг.
– Ok.
Она возилась с членом почти час. В спальне стоял жуткий холод. Напротив кровати висел знаменитый постер «Лолиты» Кубрика для галереи «Споук Артс»: леденец, одновременно напоминавший трусики. Комната была освещена розоватым светом, который, по словам девушки, создавал интимную обстановку. Я погладил ее за ухом и спросил имя.
– Роузбад.
Она легла рядышком и закурила. Я сказал, что дело вовсе не в ней. Она ответила, что все хорошо и что такое случается почти с каждым.
– You’re the type of men who prefer talking rather than fucking[48].
Я спросил, не было ли это очевидно, когда она назвала ценник. Она ответила, что не могла поступить иначе, потому что я выглядел «таким потерянным». И потом, это ее работа. На прощание я пообещал, что обязательно зайду еще и что в следующий раз все пройдет лучше. Она ответила, что мы видимся в последний раз, потому что мне будет стыдно, и оказалась права.
Конкурс короткого метра я не прошел.
В Британском музее шла выставка терракотовых статуэток, принадлежавших