сиропа. Не утолил жажду – можешь повторить хоть десять раз. Нальёт! В трёхкопеечную щелочку еще можно было воткнуть и двадцать копеек. Они оказались одинаковыми по габариту.
В городе, где я живу таких автоматов было штук сто. Город южный – пить хочется. Но, залезаешь в карман, а там нет ни одной трехкопеечной, или копеечной монетки! И ни у кого не выпросишь, и даже не разменяешь. Всем хотелось пить и не один раз за целый божий день! А вот двадцульки в кармане почему-то водились. Если очень хочется пить, то та щелочка что под три копейки охотно принимала и двадцать копеек. Но это была бандитская щелочка, потому что она выдавала не почти семь стаканов воды, как полагалось при честной советской торговле, а только один. И хоть куда жалуйся! Хоть к прокурору пойди – ничего не поможет. Знал, что даст один – не провоцируй сам себя!
Наша художественная мастерская продовольственного ОРСа была в одном здании с мастерскими по обслуживанию торговых автоматов. Мы заходили друг к другу поделиться сплетнями, или просто посмотреть кто что делает.
В 11 часов вечера, три мужика на мотороллерах объезжали автоматы по прдаже воды и изымали медь, как они говорили. Потом их считали тоже автоматическим счётчиком. Но прежде чем загрузить медь в счётчик, ребята вручную отсортировывали монетки достоинством в 20 копеек. Потом по честному (а иначе не могло и быть, так как мастодонт тоже считал количество монет в чрево его вложенных, и выдавал сведения кому следует), меняли двадцульки на трёшки.
После честной делёжки, с кем следует, у каждой троицы оставалось маржи, или как тогда считали навару – рублей по тридцать ежедневно. Умножьте на сто двадцать жарких дней и получалось 3500 рублей левых. Два года и ребята покупали автомашины. Но их больше двух лет не держали. После двух лет эту должность получали уже другие, приближённые к кому следует люди, желающие купить машины.
Извините за отклонение. Потомки должны знать как жили предки при развёрнутом социализме, строящие этот социализм.
Теперь о пустом месте на асфальте.
Оно не только пустое, а дважды пустое – потому что кусок не заасфальтированного тротуара, по абрису, когда-то стоявшей газовой тележки. (Но не автомата – Была продавщица) – Один метр – на полтора, если не быть совсем точным! Тележка не стоит уже давно – и, вследствие, по кромке её бывшего абриса пробивается худосочно лебеда и другой трудно узнаваемый бурьян никем не жалуемый. Сейчас, вместо когда-то вожделенной тележки, стояли двое. Прохожим не мешали. – Заняли, что неудобное для движения прохожих место. Ушлые!
Один – высокий худощавый с длинной шеей и огромным кадыком одет в клетчатую рубашку. Рубашка с чужого плеча и на чужом плече носилась долго. – Сейчас свисала рукавами, явно не родной руки, как у подбитой вороны крылья. Клетчатая материя скрашивала… скорее скрывала телосложение (если кто им интересуется) худосочного товарища, (тогда мы все ещё были товарищи),