– закусываю костяшку с застарелым шрамом. – Не знаю. Есть только моя чуйка. Больше ничего. Ни одного доказательства, что он жив. Это одна из причин, почему я хочу все тебе рассказать. Потому что уже думаю, что схожу с ума. Мне нужен свежий взгляд.
– Так мой ребенок жив? – поворачивает голову, вскидывает на меня глаза, и я вижу в них ту самую надежду. – Он плакал. Он был здоров. Он не мог умереть.
– Тш-ш, – тянусь к ней, прижимаю крепче. Глупо вышло. Свежий взгляд. Ага. С учетом того, что сначала я опирался только на ее слова, о том, что наш ребенок жив, а теперь она опирается только на мои чувства. – Я не знаю точно, Ника. Я ничего не нашел, но… Малыш, ты мне нужна. Соберись, пожалуйста.
– Я все сделаю, чтобы его найти, – всхлипывает и утирает слезы рукавом. – Как помочь? Расскажи мне все. Я больше так не могу. Это же мой ребенок.
Глажу ее по щеке, коротко целую и завожу мотор.
– Начнем с того, у кого были причины это сделать, – вздыхаю я и везу ее туда, куда никогда бы не повез, если бы… Если бы что? Не сломался? Не засомневался в себе? В своей адекватности? Не знаю.
– Это как-то связано с Денисом и его шайкой? – спрашивает и тут же замолкает, зябко ведет плечами.
– Я проверил почти всех из них, – говорю честно. Вообще впервые с кем-то говорю о своей работе. Хотя работа – это ширма, за которой я прячу личное. Очень личное. – У всех них есть алиби. Многих не было в городе. Один парень помог мне проверить их счета, и там тоже не за что зацепиться. Ни крупных переводов, ничего подобного.
– Ты знаешь, как я познакомилась с ним? – спрашивает стараясь не смотреть на меня.
– Знаю, – говорю спокойно, стараясь ее не спугнуть. Это слишком маленький город для таких, как мы.
– Мне даже сейчас стыдно за то, что там было, – зажмуривается, и слезы льются по щекам. – Даже это от тебя не укрылось.
Конечно, их стоило бы грохнуть сразу. Но… Алексей – местный паук. К нему стекается слишком много информации. И пока мне она может понадобиться.
– Родная, все прошло, – кладу ладонь ей на коленку. – А потом, когда они не будут нам нужны, мы их убьем. И все.
– Там, в этой шайке, – говорит с большими паузами, – есть один, Алексей, он самый отвратительный. Точно торгует девчонками. И наркотой.
– Да, мне тоже он не нравится, – тяну я. – Торгует и тем, и другим. Но пока он нам нужен. Он мне должен. И я жду, когда у него появится что-то, чем он сможет отдать долг. А потом, хочешь, я его свяжу и отдам тебе?
– И я смогу сделать с ним все, что захочу, как он со мной и с другими девчонками? – спрашивает, глядя мне прямо в глаза.
– Пф, – фыркаю я. – Конечно.
– Хорошо, но не только его… – кивает и улыбается такой счастливой улыбкой. – Пообещай мне, что я увижу, как сдохнет каждый, кто сделал это с нами. Пообещай, что так будет, даже если нашего малыша уже не вернуть. Поклянись, что я буду обо всем знать и увижу, как они сдыхают. Ему было очень страшно, когда его у меня забирали. И я хочу видеть ужас в их глазах.
Торможу на обочине, зажигаю аварийку. Поворачиваюсь