знали как о браке, так и о прочих таинствах. Он многое смог у нее узнать и многое рассказал ей, когда они лежали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. Он любил ее за доброту, упорство и грустноватую веселость.
Она никогда не брала с него платы, соглашаясь лишь на редкие подарки.
– Я никогда не думала плохо обо всех мужчинах, – сказала она. – О некоторых – да, вроде грубого старого скряги Кристоффера, в чьи руки я бы попала, не избери я другую жизнь. Как увижу его, вышагивающего с ухмылочкой по улице, так сразу мурашки по коже. – Она сплюнула на глиняный пол и вздохнула. – Хотя у него есть монеты… Нет, в общем-то, эти мужики с колючими бородами не так плохи, а иногда меня радует и какой-нибудь парень. – Она взъерошила ему волосы. – Но ты, Тауно, несомненно даешь мне больше, чем они. Неужели ты не понимаешь, что я была бы неправа, беря с тебя плату?
– Нет, не понимаю, – честно ответил он. – У меня есть вещи, которые люди считают драгоценными, – янтарь, жемчуг, кусочки золота. Если они помогут тебе, то почему бы тебе их не взять?
– Знаешь, – ответила она, – не говоря о прочих причинах, до господ в Хадсунде дойдут слухи, что Ингеборг-Треска приторговывает такими драгоценностями. Они захотят узнать, откуда они у меня. А мне вовсе не хочется, чтобы мой последний любовник оказался с капюшоном. – Она поцеловала Тауно. – Давай лучше поговорим о более приятном, ведь твои рассказы о подводных чудесах дают мне больше, чем могли бы дать богатства, которые можно потрогать руками.
Когда ректор Магнус изгнал морской народ, Ингеборг никого не принимала целую неделю, а глаза ее еще долго оставались красными.
Так обстояли дела, когда Тауно решил встретиться с ней вновь. Он вышел из воды обнаженный, если не считать стягивающей его длинные волосы ленточки на голове да острого кремневого кинжала на поясе. В правой руке он держал трезубец. Вечер стоял холодный и туманный, а туман все густел, пока не укрыл мягко поплескивающие волны и ранние звезды на небе. Пахло водорослями и рыбой, а с берега тянуло запахами влажной земли и молодых листьев. Под его ногами поскрипывал песок, трава на дюнах царапала лодыжки.
К хижине приближались двое юношей из деревни, освещая себе дорогу факелом. Глаза Тауно видели в темноте дальше глаз людей, и он узнал их, несмотря на одинаковые плащи с капюшонами и обтягивающие штаны. Он преградил им путь.
– Нет, – сказал он. – Не сегодня.
– Но… но почему, Тауно? – спросил один из них с глуповатой улыбкой. – Ты ведь не лишишь своих друзей небольшого удовольствия, а ее этой прекрасной большой камбалы? Мы не задержимся надолго, если тебе так не терпится.
– Идите домой. И оставайтесь там.
– Тауно, ведь ты меня знаешь, мы разговаривали, играли в мяч. Ты залезал ко мне, когда я плавал один в шлюпке. Я Стиг…
– Мне нужно тебя убить? – спросил Тауно, не повышая голоса.
Парни уставились на него. Свет оплывающего факела освещал его высокую, мускулистую