а потом нахмурился и буркнул:
– Ты это, сестрица, не заговаривайся! А то не посмотрю, что ты его зазноба, и промеж глаз засвечу.
– Ударишь женщину? – подколола я его. Так смешно было смотреть, как он злится! Гордей вскинул голову, как будто был наследным принцем всея Руси, и сказал высокомерно:
– Ежели женщина на Полуяна бочку катить будет! Я за Полуяна порву глотку!
– Да ладно тебе, я пошутила.
Стало даже немного легче, как будто сбросила вес обвинения в убийстве с плеч. Но оно никуда не делось. Был бы жив Городищев, я даже и не думала бы об этом. Но Городищев мёртв. Расследовать гибель Черемсинова придётся мне, потому что дурак Трубин предвзято ко мне относится. Ему чхать на то, кто убил по-настоящему… Ему меня засадить надо за решётку, меня.
Потому что я ему отказала.
Нет, я приняла правильное решение. Надо бежать. Попросить убежища в трущобах Михайловска, Полуяныч меня спрячет. Зазноба ж!
Гордей оглянулся на приёмную и подмигнул мне:
– Может, пока в картишки перекинемся?
– А перекинемся! – задорно ответила я. – В дурака.
– А можем и в дурака, – серьёзно сказал он. Карты появились как будто из ниоткуда – засаленные, старые. Гордей послюнявил пальцы, отчего меня передёрнуло, и принялся тасовать колоду. Добавил не слишком уверенно: – На деньги не играем, наверное. Или будешь должна?
– На щелбаны, – предложила. – А почему сразу должна? Вдруг я выиграю?
– У меня?! Да никогда!
Ну-ну. Я с детства в дурака играю, я даже бабушку обыгрывала. Не буду хвастаться, но жалости к ребёнку не будет!
Однако первую игру я бесславно продула. Вторую вела, радовалась, как дитя, а потом опять проиграла. Так-так… Этого не может быть. Две подряд? Нет!
– Ты жульничаешь, Гордей, не знаю, как тебя по батюшке! – возмутилась, пристально глядя ему в глаза. Он усмехнулся, подмигнул и ответил:
– Иванович я. А тебе наука, сестрица. Не играй с кем попало.
– Фу таким быть, – я покачала головой. – Давай ещё одну, но честно.
– Честно неинтересно, – фыркнул Гордей, тасуя колоду, и тут перед арестантской нарисовался тот, кого я терпеть не могла. Мой мучитель.
Трубин улыбнулся сладко-сладко, аж усы встопорщились, протянул своим особенным голосом, от которого у меня мурашки по коже побежали:
– Госпожа Кленовская, прошу на допрос.
Я встала, с достоинством поправив платье, улыбнулась ему в ответ настолько холодно, насколько смогла, и ответила:
– К вашим услугам, господин Трубин.
Даже сама себе понравилась в этот момент. Эх, расти я в этом мире, могла бы стать самой настоящей светской дамой. Но увы, вышло из меня то, что вышло. А Трубин, гад этакий, не имеет права меня заключать под стражу без доказательств. Пусть докажет, что я виновата.
– Свидимся ещё, сестрица, – негромко бросил вслед Гордей, и я, не оборачиваясь, показала ему палец вверх. Зато Трубин и тут не преминул вставить свои пять копеек:
– На каторге вы свидитесь, Гордейка, это я тебе обещаю.
И невежливо