ломятся на выход. В меня он швырнул тамблером ровно один раз, потому что я увернулась, подобрала тяжёлый бокал и вернула Гешефту комплимент. Прямо в его чугунную бошку, даже бровь рассекла. Бандит тогда опешил, взоржал и велел тащить аптечку, лечить его…
Уступать Полуяну я тоже не собиралась, поэтому сказала устало:
– Вы, Дмитрий Полуянович, на меня не гневайтесь, гневаться я и сама умею. И фыркать, и ножкой топать… Должной быть не желаю, а отдариться мне нечем. Уж поймите и не сердитесь.
Он ещё немного посверкал очами, а потом расслабился и улыбнулся, снова показав гусиные лапки:
– Ладно, забудь. Садись-ка, Татьяна, за стол, отужинай со мной, коли голодна.
– Голодна, – призналась я, вздохнув с облегчением. За спиной кашлянул отмерший Йосип:
– Так я, это… Полуян, пойду я иль что?
– Побудь тут, – распорядился бандит. – Лошадку распряги да спать заваливайся, Глашка тебе чаю нальёт. А ты, Татьяна Ивановна, вот сюда садись, на красное место. Водки будешь?
Я махнула рукой. Водка так водка. Мне бы сейчас просто поесть чего-нибудь, не важно чего. Желудок уже к позвоночнику прилип, я ведь волновалась, с утра ничего не ела. Как там мои девчонки? Наверное, в панике…
Горница Полуяна была тёплой и маленькой. Печь грела её одним боком – дебелая, дородная, выпирающая, как русская баба, а в красном углу, над лавкой, покрытой какими-то мохнатыми тулупами, чадила лампадка. Вместо лика Иисуса на иконе был строгий лик женщины в чёрном. Она смотрела в душу своими тёмными большими глазами, поджав узкие губы, словно была недовольна мною.
– Так вот ты какая, Богиня, – пробормотала я, садясь. – Уж не сердись хоть ты…
– Это Чёрная Богиня, – сказал, услышав, Полуян. – Покровительница воров и проституток.
Он сел напротив меня, навалился грудью на стол и спросил серьёзно:
– Ты мне скажи, Татьяна, за что тебя в арестантскую запрятали?
– За убийство, – я мотнула головой. Снова объясняй, снова клянись…
– И кого ж ты чикнула, красавица? – несказанно удивился Полуян. В его глазах даже искры любопытства зажглись. Но я отказалась горячо и быстро:
– Никого!
– Правильно. Так всем и говори, стой на своём. Но мне можешь правду сказать, я могила.
Ну вот, что и требовалось доказать. Никто мне не верит. Городищев поверил бы…
– Я правда никого не убивала, меня подставили, – со вздохом ответила и подумала: а ведь точно подставили. Платье золотое, серьга моя… Минут пятнадцать меня не было в зале – надо было привести лицо в порядок, не выходить же заплаканной к гостям! И как раз в этот промежуток времени Черемсинова убили недалеко от салона.
Значит, кто-то был там и воспользовался моментом.
Но кто?
– А кого, кого убили-то?
– Графа Черемсинова.
– Ого! – поднял бровь Полуян, но ничего сказать больше не успел, потому что появилась женщина, которая открывала мне дверь. В руках она несла большой пузатый самовар, дымящийся сверху. Невысокая, худенькая, вся какая-то остренькая,