многочисленные свидетели. Вы отлучались из заведения, и у вас было достаточно времени, чтобы догнать его, убить и вернуться назад. Да?
И глянул вопросительно. Я покачала головой. Ей-богу, слова не вымолвлю без Волошина. Похоже, Трубин это прочёл в моих глазах, потому что вскочил, с треском хлопнул ладонью по столу и заорал, как безумный:
– Отвечай немедленно, почему ты убила графа?! Говори, шлюха!
Я вздрогнула от неожиданности, но продолжала молчать. Трубин сорвался с места, заходил по кабинету, заложив руки за спину. Видимо, обдумывал, как меня сломать. Но тут из коридора послышался громкий капризный женский голос. Даже не громкий – очень громкий. Слышно его было так же хорошо, как если бы дамочка находилась в самом кабинете. Она истерила на весь участок.
– Я желаю видеть господина главного дознавателя! Немедленно, вы слышите? Немедленно! У меня украли экипаж! Я буду жаловаться губернатору, если главный дознаватель не займётся тотчас же моим делом!
Городовой явно пытался её увещевать, отчего в воплях дамочки случались паузы, но ему это очень плохо удавалось, потому что женщина не замолкала:
– Я не только губернатору пожалуюсь! Я подниму на ноги всё полицейское управление Алексбурга! Мой супруг – близкий друг господина Вельяминова, если это имя вам о чём-то говорит, так что я желаю немедленно видеть главного дознавателя! И полицмейстера также! А если вдруг так случится, что эти господа не явятся сей же момент, то пусть сразу пишут рапорт об увольнении из полиции, ибо им тут больше не служить!
Трубин слушал с нарастающим волнением, из чего я заключила, что он и есть теперь главный дознаватель. Он пробормотал с досадой:
– Что ещё за морока… Экипаж украли! Ох, не к добру, чую.
Он схватил меня за плечо и грубо велел:
– Сиди здесь и думай. Я скоро вернусь и хочу услышать из твоего красивого ротика подробности убийства графа Черемсинова.
И вышел из кабинета. Я услышала звук повернувшегося в замке ключа и вздохнула. Маленькая передышка перед новой пыткой. Что делать-то теперь?
И ведь запер дверь, сволочь… Не сбежишь! Адвоката вызывать не собирается. Хотя, наверное, должен. Однако не спешит. И Порфирия не позовёшь… Как же быть, как жить дальше?
Этот риторический вопрос всегда был одним из моих самых любимых. И часто помогал. Вот и сейчас – стоило мне произнести его вслух, как раздался звон оконного стекла. Я даже подскочила на стуле от неожиданности, уставилась на разбитый квадрат в раме, а с улицы показалась тонкая ловкая рука, повернула ручку окна. Господи, что это?
Парень моих лет, рыжий блондин, широколицый, конопатый, с усилием подтянулся к раме и свистящим шёпотом позвал:
– Эй, барышня! Сигай в окошко!
Ого. Вот оно!
Я соображала меньше секунды. Подхватилась со стула и бросилась к окну. Потом спохватилась и вернулась к столу. Серёжка из бусин лежала на раскрытом деле, красиво – будто Трубин собирался для соцсетей фоткать папку! Схватив украшение, сунула его за корсет, а уж потом вернулась