представить во снах не мог! – выпалил я и заёрзал на лавке.
Софи уже накрыла на стол и тихо, потупив взор, предложила поесть. Мы сели и молча принялись жевать нехитрый завтрак. Закончив трапезу, Анри сказал: «Софи, ты теперь будешь жить совершенно самостоятельной жизнью, ты вольна распоряжаться всем-всем, бумаги я написал, они лежат наверху. Ты всё умеешь по хозяйству, умеешь шить одежду, ты давно всему научилась. Дерзай, выходи замуж, рожай детей, в общем, живи полноценной жизнью. Вон приглядись к сыну винодела, он давно уже отцу прожужжал все уши про тебя!». Софи покраснела. Затем Анри сказал ей, что если кто-то будет интересоваться, нужно сказать, что мы ушли на юго-восток к побережью искать родню на старости лет, обещали вернуться.
– Софи, мы никогда не вернёмся и никогда, видимо, не увидимся больше, прости! – сказал Анри, прижав её к себе, и поцеловал по-отечески в голову.
После этого он подошёл к шкафу, немного отодвинул его, достал оттуда увесистый мешочек и положил его перед Софи.
– Это тебе! Я думаю, на безбедное существование тебе хватит, если не будешь шиковать и всем показывать, что у тебя есть деньги, будь хитрей, сама тихонько зарабатывай швейным ремеслом! – проинструктировал её Анри и повернулся ко мне.
– Так, теперь мы с тобой. У нас, как ты понимаешь, всё несколько сложнее! – выдал Анри, нахмурив брови.
– Нет, даже на грамм не понимаю, представь себе? Я тут с вами уже почти два года, но ничего вообще не понимаю! – крикнул я.
– Тихо, тихо, не нужно так расходиться, не надо истерик, я сейчас расскажу, кто мы теперь, а по пути всё остальное. А там уж как Бог подаст! Хорошо? – выпучив глаза и надув ноздри принялся меня успокаивать Анри и предложил жахнуть по кружке доброго вина.
Я молча сел и кивнул, выдохнул воздух, налил себе и одним махом саданул грамм триста вина.
Когда я немного успокоился, Анри рассказал мне, что мы, согласно нашей легенде, монахи из цистерцианского аббатства Тороне, что недалеко от города, занимались овцеводством и разводили рыбу. И теперь по поручению отца-настоятеля следуем к святым местам за святынями для аббатства. Анри достал из-под подушки грамоту, где всё было подробно изложено, и стояла подпись настоятеля.
– Где ты это взял?! – удивлённо вскрикнул я.
– Принес тут один! – ответил с сарказмом Анри.
Потом, вспомнив, я спросил Анри о приборе, про который он обмолвился ещё в прошлом году.
– Всё позже! Расскажу по пути, – торопливо ответил мой друг.
Затем мы стали переодеваться в рясы и сандалии, Анри обрезал штаны до самых колен. Я удивился, а он пояснил, что из-под одежды должны торчать голые ноги, что так положено католическим монахам при аскезе. Потом он показал, куда зашил монеты, и тут я понял, почему рясы такие тяжелые, и сандалии довольно увесистые. Теперь ясно, что он делал в ночи.
Облачившись в рясы и надев кресты на грудь, мы расхохотались, посмотрев друг на друга. Я вспомнил книгу Ильфа и Петрова и, давясь от смеха, сказал Анри: «Я хочу Вас спросить, как монах монаха, вы молитвы