В последний месяц ей стала очевидна какая-то враждебность в его отношениях к ней, как будто он вдруг разгадал ее скрытое отвращение, и все его мужское тщеславие возмутилось. Как женщина почти исключительной тактичности, все двадцать два года ее замужней жизни она подгоняла это тщеславие тонкой лестью, но рессоры вдруг оказались без смазки в то самое утро, когда она высказала простое и естественное желание перенести наверх свою спальню.
А теперь он пришел сюда, чтобы устроить ей скандал, – сразу пронеслось в ее сознании, чтобы сделать ее посмешищем и погубить ее общественное положение. Это, конечно, и его вовлекло бы в неприятности, но, когда человек и пьян, и разозлен, он становится непредусмотрительным, а месть так сладка.
Только еще вчера вечером произошла очень неприятная семейная сцена. Строго говоря, она держалась с достоинством и легким презрением, тогда как он кричал, что ее вязанье действует ему на нервы, а все эти книги о войне доведут его до болезни. Когда вся жизнь остановилась из-за этой проклятой войны, то человеку хочется забыть о ней, придя домой. А тут, прости господи, новая беда; жена, вместо того, чтобы заботиться о его носках, впуталась во все эти вязанья. А её старание представить себя такой умной в делах, касающихся одних только мужчин! Мистер Больфем всегда злобствовал против клуба и всяких разговоров об избирательных правах женщин, думая, что это отстранит его и ему подобных от политики. Свой интерес к войне они проявляли не иначе, как в виде жестоких оскорблений противников.
Миссис Больфем была женщиной ясной мысли и твердых решений, а по своей нравственной силе была, действительно, женщиной высшего порядка и потому испугалась только на мгновенье. Она положила карты, открыла дверь и вышла в главный зал клуба. Тут она увидала, у входа в зал, группу мужчин, окружавших ее мужа; все, кроме одного, были столь же возбуждены, как и он. Исключение составлял Дуайт Рош, рука которого лежала на плече Больфема; он, казалось, в чем-то убеждал его тихим голосом. Маленькая Мод Баттль бросилась ей навстречу и схватила за руку.
– О, дорогая миссис Больфем, пожалуйста, уведите его домой, он такой странный. Он оттащил трех девочек от танцоров, и те взбешены. А его выражения – о, это что-то ужасное!
Дамы и девушки собрались в группу, все, кроме Алисы Кромлей, которая рисовала, как это смутно заметила миссис Больфем. Все взоры приковала группа у входа в зал, где теперь Рош старался подталкивать к дверям дородную, покачивавшуюся фигуру Больфема.
Миссис Больфем направилась прямо к своему возбужденному и разъяренному супругу.
– Вы плохо себя чувствуете, Давид, – сказала она решительно. – За все время нашей совместной жизни вы не позволяли себе ничего подобного; у вас, вероятно, начинается тифозная лихорадка.
– К чёрту тифозную лихорадку! – закричал Больфем. – Напился – и всё тут. И еще больше напьюсь, если они меня пустят в бар. Пустите меня, вы!
Миссис Больфем обернулась к доктору Анне, которая прошла с ней через