часто отклонялись от нормы. Но Миссис Больфем превосходила их не только в непоколебимости стремлений, но и в том, что ее семья была так же стара, как и само графство Брабант. Даубарны никогда не служили в так называемом, «кавалерийском полку», состав которого пополнялся теми избранными, которые живут в старых колониальных домах, преобразованных теперь в большие имения и распространивших свои корни и ветви в Нью-Йорк, но никто не оспаривал прав Даубарнов называться «капитанами пехоты». И у миссис Больфем, единственной представительницы по прямой линии, было два богатых кузена в Бруклине.
Изредка, доктор Анна принимала участие в бридже, но играла она плохо и, когда в субботу у нее находилось время, чтобы провести его в «Загородном Клубе», она предпочитала, сидя в глубоком кресле, наблюдать за молодежью, танцующей и флиртующей в ожидании ужина, отличающегося своей непринужденностью. Сама она никогда не танцевала, но любила молодежь, и вид детей, превратившихся в юношей, доставлял ей острую радость старой девы.
Курносая, веснушчатая, неуклюжая школьница быстрым скачком превращалась в стройную американскую красотку, вооруженную всеми преувеличениями последней моды. Она также искренно одобряла, но по причинам гигиены, когда танцевали женщины ее поколения, даже на многолюдных вечерах, но при условии, чтобы их партнеры не были слишком молоды, а их формы слишком грузны.
Миссис Больфем и доктор Анна приехали в клуб вскоре после четырех часов. Молодежь толпилась роями везде, внутри и снаружи. Ha веранде сидели около двадцати почтенных матрон, вязавших для бельгийцев нескончаемые принадлежности туалета, всегда, казалось, остававшиеся на той же степени прогресса.
Миссис Больфем, которая сама ввела это обыкновение, сегодня не взяла работу и прошла прямо в карточную комнату, но ее партнеров еще не было, и она развлекла своих нетерпеливых друзей только что случившимся домашним эпизодом.
– Вы знаете, у меня немка-служанка, – говорила она, снимая манто и садясь к столу, – славное создание и чудная работница, но медлительна и тупа до невероятия. И всё-таки, даже самая тупая крестьянка может затаить злобу. Как вы знаете по вчерашнему мучительному опыту, я прочла целые тома про войну, большинство из них – это просто насмешка над Анной, давшей мне список, – определенного анти германского направления. Однажды, когда Фрида убирала комнату, я заметила угрюмый вид, с каким она глядела на заголовок главы. Конечно, она читает по-английски, так как пробыла здесь уже несколько лет. Третьего дня, когда я вязала, она спросила, для кого это – и я, конечно, не скрыла, что для бельгийцев. Тогда она рычащим голосом задала вопрос, почему я не делаю этого для бездомных жителей восточной Пруссии, кажется она сама оттуда и недавно получила письма, с описанием всех ужасов. Я редко вступаю в разговоры с прислугой, так как в нашей стране мы не должны допускать малейшей фамильярности, если хотим, чтобы они работали. Но так как она насупилась и видимо желала, чтобы в тот момент надо