все что угодно, и все же Мина знала, что должна ехать. Ей очень хотелось знать, как живет ее дедушка Ага-хан и кто готовит ему еду теперь, когда не стало бабушки. Она хотела бы поговорить с ним, напеть ему старые песенки Гугуш[13], почитать стихотворения великого Руми. Кроме того, Мина мечтала найти Биту. Что-то она сейчас поделывает, ее лучшая подруга детства?.. За полтора десятилетия Мине почти удалось выбросить из памяти тот, старый мир, затолкать его в самый темный и пыльный чулан, как она спрятала под своей старой кроватью в доме родителей свои ранние картины, уложенные в пластиковые коробки. Да и времени на рефлексию – на «самоанализ», как выразился бы декан Бейли, – у нее просто не оставалось. Ей было некогда думать, вспоминать о том месте, где ее мать росла «среди своих», – для этого Мина была слишком занята: она строила новую жизнь, создавала новую среду, прилагала усилия, суетилась, спешила.
Закончив пробежку, Мина немного потренировала пару ударов ногой, которым еще в детстве научили ее братья. С тех пор прошло много лет, но эти удары ей очень нравились, и она повторяла их при каждой удобной возможности. Вот и сейчас она подняла согнутую ногу и, чуть откинувшись назад, резко выпрямила ее в колене, представляя себе, как поражает Брюса Ли в коленную чашечку или в пах – «сокровенное местечко», как называл его Кайвон. Главное, не бойся, говорил он. Не бойся и бей со всей силы. И Мина снова и снова наносила удары воображаемому противнику, потом прыжком поменяла позицию, чтобы потренировать другую ногу.
Вернувшись домой, она приняла душ и легла в постель, но сон не шел. Она конечно, сошла с ума, если твердо решила ехать в Иран. Что, если она не сможет вернуться?.. Что тогда будет с ее родителями?
Некоторое время Мина вертелась с боку на бок, потом не выдержала и включила телевизор. Показывали какое-то ночное ток-шоу. Ведущий в дорогом костюме высмеивал президента, аудитория то и дело разражалась хохотом или принималась аплодировать. Мине до сих пор бывало не по себе, когда американцы начинали критиковать своего лидера. Здесь, впрочем, им это сходило с рук, но в Иране правила были совершенно другими… А ведь именно туда она собиралась!
Надо позвонить брату, решила она.
– Как прошел обед с очередным ухажером? – спросил Кайвон.
– Кошмарно. Впрочем, как и всегда. Я не знала, куда деваться от стыда, да и он тоже… Надо это как-то прекратить, иначе я просто не выдержу, – пожаловалась Мина.
– Не переживай, сестричка. Маме это скоро надоест, и она найдет себе другое занятие. Эта ее затея с таблицами и баллами – это же курам на смех!
– Я знаю. – Мина вздохнула. Разговор с Кайвоном немного ее успокоил – она всегда была ближе к нему, чем к Хуману. Возможно, это получилось из-за разницы в возрасте – Кайвон был старше ее на три года, а Хуман – на шесть, но, скорее всего, причина крылась в другом. Ее братья были слишком разными: Кайвон отличался добродушием и оптимизмом, граничившим с беззаботностью, и всегда умел рассмешить Мину, да и любого